История изнутри. Мемуары британского агента. - [4]

Этот случайный триумф имел неприличное послед ствие. Как самого юного и, следовательно, самого неза метного и бесхитросного члена команды меня поместили в дом пастора, хорошего атлета, но несколько чопорного для «падре» в тропиках. Куала Лумпур, подобно Риму, построен на семи холмах, и я несколько затруднился отыскать дом почтенного человека в ранний утренний час. Однако благодаря верному «Бобби» и другим добрым друзьям я был благополучно доставлен в мою комнату, и с большим усилием мне удалось появиться к завтраку на следующее утро в воскресенье. Холодная вода произвела чудеса, и я выглядел не слишком плохо, но голос у меня пропал. Так как я отвечал карканьем на бесчисленные вопросы относительно моего здоровья, миссис «падре» посмотрела на меня с жалостью.

— Ах, мистер Локкарт, — сказала она мне. — Гово рила я вам, что, если вы не наденете ваш свитер после игры, вы простудитесь.

С этими словами она выбежала из комнаты и прине сла мне стакан с микстурой от кашля, и, вследствие своей застенчивости, которую я до сих пор не совсем могу побороть, я не мог отказать. Результат сказался мгновен но, и, не говоря ни слова, я бросился вон из комнаты. Никогда — ни раньше, ни впоследствии — я не страдал так, как я страдал в это воскресное утро. Я часто удивля юсь, как много поняла миссис «падре». Если она хотела дать мне урок, награда учителя нико'гда не могла бы быть более приятной. Тип малайского джентльмена, с его глубоким отвращением к труду, пленял меня. Мне нрави лось его отношение к жизни, его философия. Человек, который умел ловить рыбу и охотиться, который знал тайны ручьев и лесов, который умел говорить метафора ми и любить туземок, был мне по сердцу. Я с жадностью изучал его язык. Я изучал его обычаи и историю. Я находил романтику в малайских женщинах, скрытых под покрывалом. Я отдавал моим малайцам ту энергию и энтузиазм, которые следовало бы отдать тамильским и китайским кули моей каучуковой плантации. Презирая некультурную жизнь плантатора, я искал себе друзей среди более молодых правительственных чиновников. Я показывал им мои поэмы. Они приглашали меня полю боваться своими акварелями. Среди них был молодой человек, достигший теперь высших ступеней в колониаль ной иерархии, с которым я играл на рояле в четыре руки.

Я заводил друзей также среди католических миссионе ров — прекрасных людей, добровольно отрешившихся от Европы и даже от европейцев на Востоке и посвятивших всю свою жизнь заботам о своей туземной пастве.

На столбцах местной газеты появился мой первый опыт журналистики, в котором я пытался заклеймить японскую торговлю живым товаром. Этот опыт был встречен неодобрительно, но, после того как я написал передовицу о недостатках эсперанто, редактор признал меня и предложил мне постоянное сотрудничество. Боль ше всего я читал, и читал серьезно. Средняя библиотека плантатора могла содержать различный подбор прозаи ческих и поэтических произведений Киплинга, но их глав ным содержанием в те дни были произведения Губерта Уэльса и Джемса Блитса. Я не знаю, какие авторы заняли сегодня их места, но для меня Губерт Уэльс не был поучительным автором. Я положил себе за правило ни когда не покупать романов, и ежедневному получению из вали меня от худших Еиной сеть своих искушении, но чтение спасло ofхуд^пих последствий объединенного нападения.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

,vmwiHoft литературы я обязан своим зд0пп ^^М^ЯЮ^ГУ^^Я восточной тро^ей —inTHCTBOM и женщинами Все три разбрасы <**™*1SS* своих искушений, но чтение спас*

Мое юношеское увлечение одиночеством вызывало во мне в конце концов, серьезную тревогу. Я настоятельно повставал к своему дяде с просьбой достать мне самосто ятельную работу. Наконец я был послан открыть новую плантацию у подножия холмов. Место, которое в течение года должно было стать моим жительством, находилось в десяти милях от всякого европейского жилья. Ни один белый человек не жил до этого времени здесь. Селение, к которому примыкало мое поместье, было местопребыва нием свергнутого султана, и, следовательно, не особенно i дружески относившегося к англичанам. Мой дом также 1 представлял из себя развалившуюся хижину без веранды * и, хотя он был лучше, чем обыкновенный малайский дом, ни в каком смысле не походил на европейское жилище. Опасная для жизни малярия, свирепствовавшая здесь больше, чем в других штатах, не увеличивала прелестей этого места. Моей единственной связью с цивилизацией был велосипед и начальник малайской полиции, который жил в двух милях от меня. Тем не менее я был счастлив, как погонщик с новым слоном. В течение дня мое время было совершенно занято. Мне надлежало сделать что нибудь из ничего: поместье из джунглей, построить дом для самого себя, проложить дороги и сточные канавы там, где их не было. Были также меньшие проблемы администрирования, которые являлись для меня постоян ным источником развлечения и забавы: малайские под рядчики, которые находили извинение для всякой оплош ности, тамильские жены, которые практиковали полианд рию на строго практической основе — два дня для каждо го из трех мужей и свободный день по воскресеньям; оскорбленный «Вульямэй», который жаловался, что «Ра мазанси» украл его день; китайские лавочники, которые ■n^TSTSSE? на жестких уловиях с моим кладовшл кпС»л ие РОСТОВ1Чики, которые выстраивались в ружок в день выдачи платы и держали моих кули в своих цепких лапах. Перед таким смешанным сборищем я являлся единственным представителем британской вла сти. Я творил суд без страха или пристрастия, и, если были жалобы на мою власть, они никогда не доходили до моих ушей. В течение этих первых четырех месяцев я был совершенно свободен от забот. Я усиленно работал над малайским языком. Я написал рассказы, которые заслужили похвалы Клемента Шортера и были опублико ваны в журнале «Сфера». Я начал писать роман из ма лайской жизни — увы, незаконченный, и который, веро ятно, никогда не будет закончен, — и продолжал мое чтение с похвальным прилежанием. Для развлечения име лись футбол, стрельба и рыбная ловля. Я расчистил клочок земли, приспособил футбольную площадку и посвятил малайцев в таинства футбола. Перед закатом солнца я на лету стрелял пунаи — маленьких малайских голубей. Как это ни странно, я подружился с низложен ным султаном и, в особенности, с его женой, истинной правительницей королевской резиденции, старой высу шенной леди с крашеными губами и с взглядом, способ ным вселить ужас в самое мужественное сердце. Ходили слухи, что она совершила все преступления, предусмо тренные уложением о наказаниях, и много таких, кото рые не включены в этот перечень людских проступков. Однако она была королевой Викторией своего округа, и, хотя мы впоследствии сделались врагами, я не питаю к ней злобы.