История иудаизма - [194]

В определенном смысле можно утверждать, что многие евреи сегодняшней диаспоры, живущие в мультикультурных западных обществах, исповедуют свою религию практически на тех же условиях, что и христиане: они могут присоединиться к определенной синагогальной общине (или выйти из нее) так же, как христиане могут присоединиться к приходу той или иной церкви, — и по схожим причинам, среди которых и семейные традиции, и социальная солидарность, и удобство расположения, и личность религиозного руководителя, и иногда (конечно же) религиозные убеждения. Подобная свобода религиозной самоидентификации может рассматриваться как одно из величайших изменений еврейской религиозной жизни за последние два века: ведь до самого недавнего времени в большинстве стран евреи жили обособленно и нередко становились жертвами антисемитизма того или иного рода.

На положение еврейского населения Восточной Европы в конце XVIII века, в период расцвета ешив и укоренения хасидизма, самым серьезным образом сказалось распространение власти царской России на польские земли начиная с 1772 года. Доступ евреям во внутренние губернии России был в целом закрыт, и царская власть, вообще строго контролировавшая перемещения подданных, установила пределы, дальше которых евреи селиться не имели права. Границы черты оседлости, как называли ее с конца XVIII века, в течение следующего века с четвертью неоднократно менялись. В различные периоды черта оседлости включала немалую часть современных территорий Литвы, Белоруссии, Польши, Молдовы и Украины, а также западных регионов России. С конца 1850-х годов право жительства в любом населенном пункте России получили купцы первой гильдии, лица с университетским образованием, представители медицинских профессий и некоторые ремесленники, но в 1882 году эти исключения перестали действовать, когда после погромов на юге Украины в 1881 году власти обратили внимание на напряженные отношения между еврейскими и русскими торговцами в деревнях[160]. Так называемые «Временные правила» от 3 мая 1882 года запретили евреям вновь селиться в селах и деревнях даже в черте оседлости в видах защиты интересов русских крестьян.

Интенсивная религиозная жизнь местечка, или штетла (оба слова буквально переводятся — с польского и идиша соответственно — как «городок»: небольших поселений полугородского типа в Восточной Европе было немало, и многие из них были населены преимущественно евреями), все больше оказывалась под угрозой. Целые поколения евреев жили и процветали в местечках, которые первоначально принадлежали польской шляхте; селившиеся там евреи оказывали услуги окрестным крестьянам (держали мельницы, постоялые дворы, винокуренные заводы) или брали на откуп сбор налогов и пошлин. Евреи действовали как посредники между шляхтой и крестьянством со времен позднего Средневековья. В местечковых общинах царили традиционные идеалы благочестия, учебы и учености, коллективной справедливости и милосердия на фоне тяжкого труда каждой семьи, пытавшейся заработать крохи на цыпленка или рыбу к субботе и мацу к Песаху. В синагоге, служившей и для собраний, и для молитв, и для учебы, люди ученые, состоятельные и почитаемые сидели рядом с ковчегом, за ними располагались степенные домовладельцы, далее теснились невежды и бедняки, а нищие, получающие помощь от общины, ютились у западной стены. Дома, судя по идеализированным рассказам великого еврейского писателя Шолом-Алейхема, глава семьи наслаждался идишкайтом (порождающее целый комплекс ностальгических ассоциаций слово на идише, которое можно перевести как «еврейский образ жизни») в теплом семейном кругу с неизменными вехами — субботним миром и праздничными торжествами:

И вот, придя домой из бани полным свежести и сил, словно заново родившись, он облачается к празднику. Надевает субботний кафтан и новенький пояс, бросает украдкой взгляд на Бас-Шеву в новом платье с новым шелковым платком и находит, что она по-прежнему видная женщина — его добрая, щедрая, благочестивая жена… А потом идет с Фройке в синагогу, где его со всех сторон приветствуют: «Ну-ну, реб Фишель! Как поживаете? Как там меламед [учитель]?» — «Меламед пока учит». — «Что в мире нового?» — «А что должно быть нового? Мир-то всё тот же». — «Что делается в Балте?» — «Да что там сделается! Балта — она и есть Балта». Всегда, каждые полгода — одни и те же речи, в точности те же, слово в слово. И кантор Нисл выходит к кафедре начинать вечернюю молитву… Вот они и дома, все готово к пасхальной трапезе. Вино в бокалах, хрен, яйца, харойсес [паста из фруктов и орехов, символизирующая глину, которую месили рабы в Египте] и все необходимые припасы. Готов и «трон» — два табурета, на них большая подушка. Скоро Фишель превратится в короля и воссядет на царственном троне, облаченный в белое, рядом с ним усядется его супруга — королева Бас-Шева в новом шелковом платке, а напротив будут сидеть кронпринц Фройка в новом картузе и принцесса Рейзл с заплетенными в косу волосами [3].

На практике жизнь евреев Восточной Европы была более разнообразной, чем представляется по сложившемуся стереотипу, и совсем не такой неизменной; массовая эмиграция конца XIX века во многом была обусловлена широко распространившимся желанием вырваться из традиционного окружения.