История Италии. Том I - [11]

Однако, хотя куриалы привлекались к обложению и к совершению имущественных сделок, их бедственное положение проявляется в том, что приписка к курии рассматривается как наказание за некоторые преступления (например, за изнасилование свободным, до того не приписанным к курии, чужой рабыни или оригинарии). Куриалов ограничивали и в имущественных правах. Так. после смерти бездетного куриала, не оставившего завещания, его имущество наследует курия; то же самое происходит и с имуществом куриала, осужденного за какое-либо преступление, если у него нет законных наследников.

Таким образом, куриалы и в VI в., при остготах, остаются такими же придатками к курии и «рабами государства», какими они стали уже с конца III и в течение IV в. Это подтверждается тем, что большинство постановлений Эдикта Теодориха о куриалах прямо заимствовано из распоряжений западноримских императоров IV–V вв. и из памятников римского права (из Кодекса Феодосия II, новелл Валентиниана III и др.).

Серьезное нововведение Эдикта Теодориха относится лишь к оригинариям. Оно содержится в § 142, который разрешает господину перемещать сельских несвободных — рабов или оригинариев (mancipia etiamsi originaria sint) — на другие участки или даже в города в качестве личных слуг. В специальной литературе выдвигались разные точки зрения на содержание и цель этого постановления; по-разному решался и вопрос, какой именно слой зависимого сельского населения обозначает Эдикт словами mancipia etiamsi originaria.

Само выражение mancipia etiamsi originaria Гартман толкует как обозначение несвободных колонов, происшедших из рабов. Это толкование приведенных слов он подкрепляет тем соображением, что § 142 Эдикта Теодориха направлен против одной главы кодекса Юстиниана (взятой из кодекса Феодосия и новеллы Валентиниана), которая распространяет принцип прикрепления к земельному участку на сельских рабов[31]. Сходного мнения придерживались в разное время Дан и Энслин. По существу понимание социальных последствий § 142 Гартманом близко к их истолкованию М. М. Ковалевским[32], который считал, что это распоряжение Теодориха предоставляло возможность остготским землевладельцам передавать земельные участки римских колонов, переселяемых в города, рядовым свободным остготам и что оно отнюдь не улучшало, а скорее ухудшало положение колонов. Однако в отличие от Гартмана он, по-видимому, считал, что оно относилось ко всем колонам. В этом отношении точка зрения Д. М. Петрушевского ближе к толкованию Гартмана, чем предлагаемая М. М. Ковалевским[33].

3. В. Удальцова, подобно Гартману, Д. М. Петрушевскому и Энслину, тоже полагает, что разбираемое «предписание относится лишь к сельским рабам, посаженным на землю, и к низшей категории колонов — к оригинариям»[34], ибо остготское правительство опасалось распространить разрешение продавать оригинариев без земли на все категории сельского зависимого населения Италии. Социальную направленность предписания § 142 3. В. Удальцова, так же как П. Г. Виноградов и Гартман, усматривает в стремлении правительства удовлетворить интересы остготской знати, которая нуждалась в применении труда колонов для обработки захваченных ею земель. По ее мнению, отмена прикрепления к земле части колонов (а именно колонов-оригинариев) ухудшала их положение, но не могла привести «к длительному… разрыву хозяйственной связи сельского раба с его пекулием и оригинария с его участком».

Если проследить словоупотребление Эдикта, то можно прийти к заключению, что термины servi (или mancipia) и originarii близки друг к другу по смыслу, а колоны в тесном смысле слова, т. е. за исключением оригинариев, рассматриваются как прослойка зависимого населения, не тождественная с той, которая обозначается, как оригинарии; иными словами, под колонами Эдикт разумеет тех, кого в Позднеримской империи обозначали как coloni liberi, а под оригинариями — coloni originarii, но без прибавления слова coloni. Оригинарии неоднократно сопоставляются в Эдикте с рабами и рабынями (servi, ancillae). Особенно показательно такое сопоставление в тех параграфах, в которых трактуются казусы, относящиеся к рабам и оригинариям вместе, но не применяемые к колонам в широком смысле слова. Термин originarii разъяснен в § 68 Эдикта, заимствованном из кодекса Феодосия. В параграфе указано, что женщина-оригинария — это та, которая прикреплена к месту своего рождения (de ingenuo solo): в случае, если она его покинет, ее следует возвращать обратно в течение 20 лет, а ее потомство должно принадлежать ее прежнему господину, даже если в течение этих 20 лет она была под властью другого господина и сделалась его собственностью. Тем не менее за некоторые преступления оригинарии наказываются так же, как и все остальные категории зависимого населения: за умышленный поджог дома или виллы оригинариев наравне с сервами и колонами осуждали на смертную казнь через сожжение — в противоположность свободным, которые лишь возмещали убыток, а в случае бедности подвергались телесным наказаниям и ссылке.

Однако в целом ряде предписаний Эдикта имеются в виду колоны в широком смысле слова, и тогда рабы и колоны сопоставляются друг с другом в качестве непосредственных производителей, т. е. мелких зависимых земледельцев. Так, за уничтожение границ владений без ведома господина колонам наравне с рабами грозит смертная казнь; господин в равной мере отвечает за грабежи и захваты, учиненные рабом или колоном без его ведома; долги колона или раба, сделанные без разрешения господина, взыскиваются из пекулия раба или колона. В этих и многих других случаях Эдикт не проводит различия между рабом и колоном, но не потому, что он их отождествляет, а потому, что трактует их как представителей зависимой рабочей силы, находящихся под властью господина и живущих на его земле, т. е. рассматривает колонов в широком смысле, без разграничения разных категорий. Но мы знаем, что низшая их категория — оригинарии — стояли ближе к сервам, чем остальные колоны, ибо оригинарии произошли от рабов.