История искусства для развития навыков будущего. Девять уроков от Рафаэля, Пикассо, Врубеля и других великих художников - [16]
Жерико работал в импровизированном морге – друзья из госпиталя по соседству поставляли ему отрубленные конечности, и он писал их на эскизах до тех пор, пока эти части тел не разлагались. Видим ли мы весь этот натуралистичный ужас на картине? Нет. Жерико не ставил цель задушить нас тошнотворным натурализмом, он хотел познать природу смерти, прочувствовать то, что испытали люди на плоту. Это запредельный уровень гонзо-живописи[21], который вызывает у меня священный трепет.
Жерико удалось создать картину, хотя и посвящённую малоизвестному в наши дни историческому событию, но не теряющую силы воздействия. В 1819 году о крушении «Медузы» знал каждый посетитель Салона, а сегодня это знание отнюдь не обязательно, но картина по-прежнему потрясает. Почему? На этот вопрос есть два ответа. Один касается формы, второй – содержания.
Начнём со второго. Вместо того чтобы документировать события и изображать обезумевших от голода и жажды людей, Жерико запечатлел тех, с кем нам проще себя ассоциировать: перед нами не исторические личности, а типы – белые и темнокожие, молодые и пожилые, мужчины и женщины, полные упования и смятения, обессилевшие и отчаявшиеся. Жерико облагородил и обобщил сюжет, сделав картину больше чем просто историческим документом: это картина-метафора о борьбе человека со стихией, о жизни и смерти, о надежде и отчаянии. Многие из нас хоть раз были на таком «плоту», и не всегда точка на горизонте оказывалась спасительным кораблём, – возможно, то был всего лишь мираж. Эту картину можно использовать как барометр состояний в кризисной ситуации: где вы видите себя? В правой части композиции или в левой?
Вот мы и добрались до формы. Кроме упомянутых гигантских размеров картины, важнейшую роль играет композиционное решение: полный дисбаланс, столкновение диагоналей, шаткость распадающегося плота и – два треугольника. Один, справа, составляют живые люди, полные надежды на скорое спасение и тревоги о том, что корабль пройдёт мимо. В основании треугольника те, кто потерял физические силы и уже не может встать, но всё ещё жаждет выжить и тянет руки к спасительной точке на горизонте. Венчает группу воодушевлённый мужчина, энергично размахивающий платком. Второй треугольник, слева – это территория смертной тоски. В его основании мы видим безжизненные тела, причём два угловых наполовину погружены в воду. Невозможно оторвать взгляд от седобородого отца, который не проявляет ни малейшего интереса к шуму и суете, отвернулся от надежды и не даёт морю поглотить тело мёртвого сына. За ним, обхватив голову, сидит человек, очевидно, потерявший рассудок. Вихрь движения между двумя этими треугольниками и затенённая, почти чёрная пустота около мачты создают своего рода воронку, которая засасывает вас. Вы – на плоту. Эффект присутствия не хуже, чем в 5D-кинотеатре, не позволяет вам оставаться безучастным наблюдателем, вам тоже приходится делать выбор: отвернуться от призрачной точки на горизонте или зацепиться за надежду на спасение. У меня рядом с этой картиной сердце бьётся быстрее, а значит, я – среди живых и жаждущих жизни. Чего и вам искренне желаю.
Конечно, художнику вовсе не обязательно интересоваться эмоциональным миром зрителя и ожидать от него какой бы то ни было реакции. Художник может быть сосредоточен на собственных переживаниях, используя искусство, чтобы осмысливать их и направлять в нужное русло. Эта арт-терапевтическая функция стала одной из главных в XX веке, хотя в той или иной форме присутствовала и раньше. К примеру, в XVII веке Артемизия Джентилески посвящала свои картины темам насилия мужчин над женщинами и мести женщин мужчинам: старцы порываются изнасиловать Сусанну{36}, Секст Тарквиний угрожает Лукреции кинжалом, чтобы изнасиловать её{37}, а она убивает себя после его надругания над нею{38}, Иаиль вколачивает гвоздь в висок спящему Сисаре{39}, Юдифь, как заправский мясник, рубит голову Олоферну{40}, Далила отрезает волосы Самсону{41}… Все эти кровавые сцены были для Артемизии способом проработать собственную травму: она сама – жертва изнасилования и несправедливости со стороны мужчин. Отец хотел выдать её замуж за насильника, чтобы смыть позор с семьи, но оказалось, что насильник уже женат.
Ужасы XX века способствовали укреплению арт-терапевтической функции искусства. Тревога за будущее Европы, стремление осмыслить гражданские и мировые войны и трагедия Холокоста направляли творчество Эмиля Нольде, Эрнста Людвига Кирхнера, Макса Эрнста, Сальвадора Дали, Пабло Пикассо, Фрэнсиса Бэкона, Вольфганга Шульце (известного как Вольс), Марка Шагала, Пауля Клее и многих других деятелей искусства на разных этапах их творческого пути.
Но никуда не делись и личные травмы. Эгон Шиле выплёскивал в живопись и графику свою гиперсексуальность, Ана Мендьета пыталась справиться с утратой дома и семьи[22] посредством перформанса, Феликсу Гонзалесу-Торресу инсталляция помогала пережить уход из жизни возлюбленного, больного СПИДом.
Как художник сам рассказал бы о себе, будь у него такая возможность? Почему он рассказал бы именно это? О чём бы он умолчал? Какой образ захотел бы создать в читательском сознании? Книга даёт возможность «услышать» голоса гениев прошлого и посмотреть на этих гениев с трёх позиций: • Героя. Как они сами хотели бы, чтобы читатель их увидел. • Историка. Что кроется за этим эмоциональным знакомством, о каких картинах и людях идёт речь, почему они важны для понимания героя. • Автора. Личная история автора о знакомстве и отношениях с персонажем сквозь пространство и время: через письма, мемуары и картины.
Послевоенные годы знаменуются решительным наступлением нашего морского рыболовства на открытые, ранее не охваченные промыслом районы Мирового океана. Одним из таких районов стала тропическая Атлантика, прилегающая к берегам Северо-западной Африки, где советские рыбаки в 1958 году впервые подняли свои вымпелы и с успехом приступили к новому для них промыслу замечательной деликатесной рыбы сардины. Но это было не простым делом и потребовало не только напряженного труда рыбаков, но и больших исследований ученых-специалистов.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Монография посвящена проблеме самоидентификации русской интеллигенции, рассмотренной в историко-философском и историко-культурном срезах. Логически текст состоит из двух частей. В первой рассмотрено становление интеллигенции, начиная с XVIII века и по сегодняшний день, дана проблематизация важнейших тем и идей; вторая раскрывает своеобразную интеллектуальную, духовную, жизненную оппозицию Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого по отношению к истории, статусу и судьбе русской интеллигенции. Оба писателя, будучи людьми диаметрально противоположных мировоззренческих взглядов, оказались “versus” интеллигентских приемов мышления, идеологии, базовых ценностей и моделей поведения.
Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.
Что такое, в сущности, лес, откуда у людей с ним такая тесная связь? Для человека это не просто источник сырья или зеленый фитнес-центр – лес может стать местом духовных исканий, служить исцелению и просвещению. Биолог, эколог и журналист Адриане Лохнер рассматривает лес с культурно-исторической и с научной точек зрения. Вы узнаете, как устроена лесная экосистема, познакомитесь с различными типами леса, характеризующимися по составу видов деревьев и по условиям окружающей среды, а также с видами лесопользования и с некоторыми аспектами охраны лесов. «Когда видишь зеленые вершины холмов, которые волнами катятся до горизонта, вдруг охватывает оптимизм.