История и сага - [35]

Конунг Хакон обращается к бондам

Державший речь конунг выразил удовлетворение своим положением и нежелание принимать участие в замысле Олафа Харальдссона. Тем не менее после некоторых препирательств конунги Уппланда обещали помощь Олафу в его борьбе за власть. А Олаф обещал им свою дружбу и увеличение их привилегий, если он станет полновластным конунгом Норвегии.

В спорах уппландских конунгов, живо изображенных Снорри, выразилось понимание им реального противоречия времени Олафа Харальдссона. В Норвегии росло сознание необходимости единой королевской власти, которая защищала бы страну от чужеземных нападений и внутренних раздоров, обеспечивала бы порядок и соблюдение права в интересах определенных социальных слоев и гарантировала бы благосостояние и процветание народа, поскольку, как уже говорилось, конунг выступал в качестве посредника между подданными и высшими силами. Право же конунга на власть над страной вытекало из его принадлежности к роду Харальда Харфагра, т. е. в конечном счете к роду Инглингов, и само по себе не оспаривалось, как неоспоримы были наследственные права землевладельца на усадьбу, если они основывались на его принадлежности к роду обладателей одаля.

Исторические ретроспекции приведенных выше речей из «Саги об Олафе Святом», возможно, объясняются тем, что эту сагу первоначально Снорри написал как самостоятельную, а затем уже включил в общий свод саг обо всех норвежских конунгах — предшественниках и преемниках Олафа; в отдельной саге эти экскурсы в более раннюю историю Норвегии были вполне уместны и поясняли происшедшее. Но они имеют и более глубокий смысл.

Постоянные ссылки на Харальда Харфагра вызваны не только тем, что он — родоначальник династии норвежских конунгов и первый объединитель страны. Персонажи «Хеймскринглы» не раз упоминают «право Харальда», «закон Харальда». В «Саге о Харальде Харфагре», как и в некоторых других королевских и родовых сагах, рассказывается, что, подчинив себе Норвегию, он присвоил весь одаль и ввел такой порядок, что все бонды должны были платить ему подати. В «Саге о Хаконе Добром» это нововведение Харальда оценивается как «порабощение» и «угнетение» населения, отмененное Хаконом, который «вернул бондам их одаль». Не вдаваясь здесь в обсуждение вопроса о существе этих актов, отметим лишь, что Снорри, по-видимому, усматривал в «отнятии одаля» Харальдом истоки налоговой системы в Норвегии; народ видел в ней источник ограничения своей независимости.

Выше уже приводился рассказ Снорри о том, как Харальд Харфагр ввел систему управления Норвегией, распределив отдельные области и округа между своими сыновьями, а они ими управляли и получали с них доходы, необходимые для содержания дружины; размеры этих доходов и численность дружин, которые дозволялось иметь конунгам и ярлам, определил опять-таки Харальд. Поэтому ссылки Снорри на «закон, установленный Харальдом Харфагром», приобретали важный дополнительный смысл: последующие норвежские конунги должны были придерживаться старины, традиции, восходящей к Харальду, и не увеличивать поборов, и без того тяжелых, и состава дружин, что неизбежно легло бы новым бременем на бондов. «Право Харальда» освящалось обычаем, давностью, хотя, как мы видели, основывалось на угнетении народа и лишении его полноты прав и независимости.

Государственная власть в глазах исландцев времени Снорри тесно связана с насилием и принуждением, и подчинение ей неминуемо влечет за собой утрату самостоятельности и старинной свободы.

Тем не менее население Норвегии мирится с властью конунга, пока он придерживается старины, не посягает на издавна установившиеся обычаи, т. е. не увеличивает произвольно податей и уважает веру предков, — в качестве хранителя традиционного порядка конунг необходим и терпим (для Норвегии, не для Исландии!). Нововведения же тех или иных государей вызывают сопротивление народа и знати и ведут к раздорам в стране. В этом причина неудачи Олафа Трюггвасона, здесь же кроется и источник гибели Олафа Святого. Почувствовав, что они стали несамостоятельными из-за власти Олафа Харальдссона, многие знатные люди и могучие бонды перешли на сторону Кнута Датского.

Правда, оценки Снорри меняются, когда он говорит об Олафе Святом: его дело он считает справедливым, хотя и не отрицает недовольства населения увеличением податей и внедрением новой религии. Этот конунг, пишет Снорри, заботился о мире и об освобождении страны от чужеземцев, а затем и об обращении народа в истинную веру и о том, чтобы установить право и закон и соблюдать правосудие. Умиротворив Норвегию, Олаф искоренил грабежи, казнил или увечил преступников, не уступая просьбам их сородичей, и одинаково карал могучих и простых людей, чем вызвал большое недовольство знати. Причину восстания трёндов (жителей Северо-Западной Норвегии, Трандхейма) против Олафа Харальдссона Снорри усматривает в том, что они не могли вынести его «справедливого суда», а он «предпочел лишиться власти, нежели правосудия» (Ól. helga, 181).

Так или иначе, баланс сил был нарушен, и знать вместе с бондами поднялась против Олафа Святого; сперва его изгнали из страны, а затем при попытке возвратиться убили. Вскоре после гибели Олафа, когда в Норвегии вновь установилось чужеземное господство, трёнды раскаялись в содеянном: