История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума: монография - [104]

В материалах следствия по делу Эдуарда Розенбаума сохранились донесения осведомителей и заявления жителей города в отношении его политической неблагонадежности. Некоторые из информаторов указывали на подозрительность его общения с другими лицами. Уже 18 сентября 1939 года, т. е. на следующий день после того, как в Западную Белоруссию вошла Красная Армия, в органы НКВД поступила анонимная записка, в которой среди прочего говорилось: «Спросите весь город Лиду, и каждый еврей скажет, что Розенбаум везде речи кричал, что евреи и коммунисты погубили Расею. Один раз Розенбаум руководил в Лиде антикоммунистической демонстрацией, принимал участие в пикетировании еврейских магазинов, состоял в близких отношениях со Стасевичем и другими чиновниками польской администрации. Меня он как-то встретил и сказал: «Старик, скоро наша Польша вернется, и у нас найдутся машины, чтобы вывезти всю нынешнюю шваль за город, в поле, и расстрелять. Я нехорошо пишу и неправильно, потому что — уже старик. Сдал на 63 года. Ваш друг беларуски».

В выписке из протокола дела, не имевшего отношения к Эдуарду Розенбауму, но приложенного к делу, имелось свидетельство следующего содержания: «Моя знакомая, что живет рядом с Розенбаумом, видела, что к нему часто по ночам приезжает какой-то велосипедист в военной польской летной форме (не исключено, что речь идет о Леонарде Бауэре, служившем до 1939 года в 5-м авиационном полку — В.Ч.). У него постоянные связи и с деятелями ОЗОНа («Огул Зъедночэння Народового» — В.Ч.) — контрреволюционной фашистской организации. В разговорах с местными жителями-евреями он открыто не раз говорил: «Скоро придет Гитлер и вас всех повесят».

В одном из заявлений, переданных 17 октября 1939 года в городской отдел НКВД, имелась такая информация: «Сообщаю, что в г. Лиде по улице Гужистой, 12, кв.3 проживает бывший капитан царского флота Розенбаум. В 1933 году он хвастался мне, что в 1920 году, во время советско-польской войны, положил немало большевиков. До прихода Красной Армии был в тесной дружбе с Зденеком Кшизовским, который теперь работает шофером у военных. Сам Розенбаум в последнее время работал в ипотеке. Говорят, что он также преподает уроки германского и английского. Свой».

В агентурных донесениях охраны НКВД были и такие сведения: «25 апреля 1940 года я встретил на улице 17 сентября Розенбаума, который работает бухгалтером в леспромхозе. В беседе со мной он сказал: «Несмотря на то, что на Балканах началась военная суматоха, меня это мало радует, так как пока до нас Англия и Франция дойдут, то нам роса глаза выест. Я имею в виду большевиков». Когда же зашел разговор о выселении осадников, то он сказал: «Этот народ без помощи Англии и Франции никогда не сможет здесь возродить своего польского государства. Они дождутся того, что всех поляков вывезут отсюда». Другой осведомитель в своем донесении от 27 июня 1940 года писал: «Розенбаум высказывался о большевиках крайне враждебно. Часто встречался с поручиком Стасевичем и майором Рунцем, которые были активными деятелями ОЗОНа. Майор Рунц арестован, поручик Стасевич сбежал».

Разумеется, Розенбаум не мог не понимать, что такого рода информация о нем обязательно будет «поступать туда, куда надо». Единственно, чего он боялся, так это того, чтобы его никто не опередил с выдачей местным чекистам сведений о деятельности в городе «Союза польских патриотов» (СПП). Поэтому, как только он получил задание от немецкой разведки внедриться в органы НКВД, им сразу же в адрес органов было написано несколько донесений о подозрительной деятельности в Лиде некоторых горожан, имеющих отношение к СПП. Вероятно, тогда же состоялась и вербовка его чекистами. Во всяком случае, в одном из протоколов его допросов имеются строчки, имеющие отношение к этому факту. «Вопрос: С которого времени вы являетесь агентом Лидского горотдела НКВД БССР?». Ответ: «Агентом Лидского горотдела НКВД являюсь с апреля 1940 года, работал под псевдонимом «Ружицкий». На первых порах Розенбаум доносил на рядовых членов организации, затем на ее верхушку, а потом и на совершенно посторонних людей. Таких донесений он написал в течение непродолжительного времени на 27 человек. Впоследствии в ходе следствия на вопрос: «Какую цель вы преследовали, провоцируя органы НКВД на аресты людей, которые не были замечены в проведении контрреволюционной деятельности?», Розенбаум отвечал: «Войти в доверие органов НКВД для самоспасения себя от разоблачения своей контрреволюционной преступной деятельности». В данном случае под этой деятельностью пока имелось в виду лишь личное участие в руководящем органе СПИ, но для сотрудников горотдела это уже не было тайной. Ибо арестованные по его доносу руководители СИИ (Михаил Борковский и Александр Риттер) к этому времени дали достаточно полные показания и о данной организации, и о роли в ней Розенбаума. Кстати, показания Боровского и Риттера еще более усилили недоверие сотрудников НКВД к сведениям Розенбаума, касающимся численного и списочного состава членов СИИ. Их явное завышение, произвольное включение в списки членов Союза совершенно случайных людей ставили перед ними вопросы: для чего это надо, что за этим стоит? Не случайно этот вопрос был задан ему в числе первых в день его задержания, 1 ноября 1940 года. К ответу на него он был явно не подготовлен, а потому попросил у следователя дать ему возможность ответить на него письменно. Тональность и логика ответов Розенбаума на эти вопросы оказались весьма оригинальными. Помещаем здесь лишь часть его пояснений по данному поводу: «Ввиду того, что в моих показаниях по делу участников польской контрреволюционной повстанческой организации СИИ мною были допущены некоторые закругления, а также сведения, не соответствующие действительности, настоящим доношу нижеследующее: граждане Федорович, Чищевик, Клышейко, Сегень, Рутковский, Шепелевич, Осовский, Осовская, Валош и Каплун к названной выше организации не принадлежали и были мною пристегнуты к делу для придания большей важности этой организации как враждебной Советскому Союзу. Что касается граждан Танюкевич и Пилецких, то их имена я указал по причине их давних и близких отношений с семейством Борковских, состоявших в числе активистов организации. О Кнопик Владиславе знаю в действительности только то, что к ней собирались на квартиру послушать радиопередачи на польском языке из Лондона лица, упоминаемые в моих донесениях, но о чем там говорилось, мне неизвестно. Однако могу сообщить, что на Пасху 1940 года я был у Пилецких на вечернем чае, где была и она и где высказывались явно враждебные, насыщенные яростью и негодованием слова в адрес Советского Союза, товарищей Сталина и Молотова, а поскольку я обязался перед органами НКВД и самому себе дал слово всеми имеющимися у меня возможностями искоренять и отдавать в руки отдела всех врагов Советского Союза, то я и ее приобщил к этому делу, так как не предполагал, что следствие по нему будет столь подробным и прекрасно налаженным, ибо в то время я не имел еще ни малейшего понятия о социалистической разведке (так в тексте — В.Ч.). Признаю, что я и подумать не мог, что следствие будет вникать во все мельчайшие детали встреч и разговоров, что имеет место и теперь, поэтому и заявляю, что я поступил неправильно, нехорошо. В заключение должен сознаться, что взятые на себя задания были выполнены не так, как надо, но в будущем я постараюсь исполнять их не жалея ни сил, ни энергии, ни здоровья». Однако такого будущего у Розенбаума уже не было.