История и повествование - [179]

Шрифт
Интервал

Предварительные замечания: мифотворчество

Останки Тимура Новикова наконец были преданы земле Смоленского кладбища на Васильевском острове 26 мая 2002 года. Мы почти привычно говорим «наконец» потому что, несмотря на ранний уход в возрасте 43 лет, его смерть, физическая и метафорическая, еще задолго до этого стала излюбленной темой разговоров о нем. И хотя друзья и коллеги из тех, что знали о его продолжительной болезни, давно предвидели этот конец, кажется странным, что ни один некролог, опубликованный на русском языке, не упомянул истинной причины смерти Новикова. Почти не подлежит сомнению, что Новиков умер от СПИДа (в его кругах это был секрет Полишинеля), однако сам этот факт не так интересен, как попытки умолчать о нем в прессе[1082]. Вместо того чтобы установить основную медицинскую причину его смерти, те авторы, которые осмеливались нарушить тему-табу, сообщали лишь о побочных заболеваниях: энцефалит — по версии Фаины Балахонской из «Времени новостей», пневмония — по версии Михаила Сидлина из «Независимой газеты». Подобным же образом ни один некролог, опубликованный в мировых СМИ, не говорил о том, что Новиков был гомосексуалистом[1083]. Правда, для тех, кто был «в курсе», были намеки, но неслучайно заголовок Сидлина «Вирус авангарда» (он также использован в сообщении Pravda.ru) является все-таки эвфемизмом, некогда придуманным самим Новиковым[1084].

Почему эти противоречия и ложная информация представляют такой интерес? Неопределенность, двусмысленность и просто фабрикация фактов — мифотворчество — были отличительными признаками Новикова-художника и PR-стратегией Новикова-идеолога. Как пытаются доказать Олеся Туркина и Виктор Мазин в «Художественном журнале», существует некий антагонизм между биографией и автобиографией и, следовательно, агиографией, и именно в этом и предстоит разобраться некрологистам — потому что Новиков в течение всей своей жизни чрезвычайно осознанно конструировал собственное наследие[1085]. Именно по этой причине мне представляется необходимым сделать краткий обзор жизни и мифологии Новикова и лишь потом приступить к анализу того, как авторы некрологов пытались изобразить жизнь Новикова.

I. Ранние годы, «Летопись» и «Новые художники»

Несмотря на то что невозможно полностью доверять новиковской автобиографии и curriculum vitae — в зависимости от года и места публикации детали расходятся[1086], — найти надежную информацию в других источниках было бы еще труднее. Например, новиковская мифология содержит рассказы, относящиеся к его юности, когда он жил на Новой Земле. По легенде, здесь он видел, как резвятся в снегу белые медведи, здесь научился любить равнинные пейзажи и однажды стал свидетелем ядерного взрыва[1087]. Дальше неожиданный поворот: оказывается, мать Новикова (одна воспитывавшая малолетнего сына) была отправлена на знаменитый аванпост советской программы ядерных испытаний в качестве сотрудника КГБ. К этому можно добавить немногое. Ясно одно: пересказать и проверить здесь все эти мифы не представляется возможным, поэтому я остановлюсь лишь на тех, которые видятся наиболее характерными и важными.

Само имя «Тимур» с его азиатскими коннотациями, восходящими в первую очередь к Тамерлану, появилось в промежутке между рождением Новикова на свет (в 1958 году в Ленинграде) и его вступлением в нонконформистские круги, заменив собой смирное имя «Тимофей»[1088]. Фамилия «Новиков», происходящая от слова «новый», неслучайно перекликается с теми художественными движениями, которые впоследствии основал Новиков, — «Новые художники» и «Новая академия изящных искусств».

По словам самого Новикова, в детстве он занимался в кружке по рисованию, а в 1973 году поступил в клуб юных искусствоведов при Русском музее. Дальнейшего формального образования в области искусства он не получил. Появление Новикова в нонконформистском движении можно датировать 1977 годом, когда он присоединился к группе «Летопись», объединившей художников-неопримитивистов во главе с Борисом Кошелоховым. Вскоре после этого он увлекся русским авангардом начала XX века, в особенности Михаилом Ларионовым. С 1980 по 1982 год Новиков работал в Русском музее, занимая различные технические должности, что позволяло ему получать доступ к закрытым произведениям и информации.

Особое влияние на молодого Новикова оказала идея «всёчества», пропагандировавшаяся в кружке Ларионова. Понятие «всёчества», значительно расширившее горизонты русского искусства первых десятилетий XX века, по которому все, что находится вокруг художника, потенциально становится частью его произведений, теперь стало упоминаться среди явлений, предвосхитивших появление дадаизма в Западной Европе[1089]. В широком смысле оно позволяло почти любое оформленное надлежащим образом действие или жест — или жизнь как таковую — провозгласить искусством. Возможно, для Новикова в 80-е и более поздние годы это стало настоящим modus vivendi.

Одной из первых публичных манифестаций на эту тему стал «Ноль-объект» (1982), представленный Новиковым и Иваном Сотниковым на выставке в ДК имени Кирова


Еще от автора Андрей Леонидович Зорин
Появление героя

Книга посвящена истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века: времени конкуренции двора, масонских лож и литературы за монополию на «символические образы чувств», которые образованный и европеизированный русский человек должен был воспроизводить в своем внутреннем обиходе. В фокусе исследования – история любви и смерти Андрея Ивановича Тургенева (1781–1803), автора исповедального дневника, одаренного поэта, своего рода «пилотного экземпляра» человека романтической эпохи, не сумевшего привести свою жизнь и свою личность в соответствие с образцами, на которых он был воспитан.


Десятый десяток. Проза 2016–2020

Поздняя проза Леонида Зорина (1924–2020) написана человеком, которому перевалило за 90, но это действительно проза, а не просто мемуары много видевшего и пережившего литератора, знаменитого драматурга, чьи пьесы украшают и по сей день театральную сцену, а замечательный фильм «Покровский ворота», снятый по его сценарию, остается любимым для многих поколений. Не будет преувеличением сказать, что это – интеллектуальная проза, насыщенная самыми главными вопросами – о сущности человека, о буднях и праздниках, об удачах и неудачах, о каверзах истории, о любви, о смерти, приближение и неотвратимость которой автор чувствует все острей, что создает в книге особое экзистенциальное напряжение.


«Особый путь»: от идеологии к методу

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии.


Чувственная европеизация русского дворянства ХIХ века

Запись программы из цикла "ACADEMIA". Доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой славистики Оксфордского университета Андрей Леонидович Зорин рассказывает о трансформационном рывке в русской истории XIX века, принятии и осмыслении новых культурных веяний, приходящих с европейскими произведениями литературы и искусства.


Жизнь Льва Толстого. Опыт прочтения

Лев Толстой давно стал визитной карточкой русской культуры, но в современной России его восприятие нередко затуманено стереотипами, идущими от советской традиции, – школьным преподаванием, желанием противопоставить Толстого-художника Толстому-мыслителю. Между тем именно сегодня Толстой поразительно актуален: идея ненасильственного сопротивления, вегетарианство, дауншифтинг, требование отказа от военной службы, борьба за сохранение природы, отношение к любви и к сексуальности – все, что казалось его странностью, становится мировым интеллектуальным мейнстримом.


Имажинист Мариенгоф

Исследование финского литературоведа посвящено творчеству Анатолия Борисовича Мариенгофа (1897–1962) и принципам имажинистского текста. Автор рассматривает не только имажинизм как историко-культурное явление в целом, но и имажинизм именно Мариенгофа, основываясь прежде всего на анализе его романа «Циники» (1928), насыщенного автобиографическими подтекстами и являющегося своеобразной летописью эпохи.


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.


Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.


Самоубийство как культурный институт

Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.


Языки современной поэзии

В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.


Другая история. «Периферийная» советская наука о древности

Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.