История и антиистория. Критика «новой хронологии» академика А.Т. Фоменко - [31]
Что же касается собственно «статистических фактов», то авторы, думается, более осмотрительны, когда на той же странице именуют их скромней — «результатами». Еще точнее было бы говорить лишь об интерпретациях результатов (порой — даже еще не полученных, как в § 1.2 и 1.3). Так или иначе, в брошюре ее авторы предполагают ограничиться «обзором тех новых результатов, которые имеют математико-статистический характер и могут быть сформулированы в более или менее формальных терминах» (с. 3). Разумеется, чтобы такие результаты получили значение «фактов» недостаточно их соответствия некоей «методике». Для их оценки — не формальной, а по существу — необходимо рассмотрение вопросов: о применимости конкретных методик к конкретному материалу тех наук, где их предполагается использовать; о содержательной стороне (т. е. смысле) полученных результатов и возможных их интерпретаций; о соотношении полученных результатов и интерпретаций со всей системой фактов и закономерностей, установленных в ходе развития данной науки. Для всего этого одной «статистической» стороной не обойтись.
Видимо, недаром В. Н. Тутубалин в своей книге «Теория вероятностей» подчеркивает, что уже при преподавании этой теории «важно соблюдать равновесие между чисто математическим и естественнонаучным[18] материалом, так как … пренебрежение вторым наносит ущерб правильной оценке роли теории вероятностей в науке».[19] Предостерегая от опасностей, связанных с возможностями приложения теории вероятностей к материалам конкретных наук, Тутубалин указывает и на такую: «…Вполне квалифицированный математик может быть, к сожалению, лишен здравого смысла естествоиспытателя и предлагать применять теорию вероятностей во всех случаях жизни, в том числе и в тех, когда она неприменима» (там же, с. 143). Из пояснений того же автора следует, что применение математических методов не решает вопроса об объективности или субъективности получаемых результатов. «…Ясно, — пишет он, — что вопрос о применимости вероятностных методов в каждом отдельном случае решается на интуитивном уровне (интуиция, конечно, основана на личном и общенаучном опыте). Научная добросовестность требует от каждого исследователя применения доступных методов проверки статистической устойчивости,[20] но наличие ее редко можно вполне гарантировать» (там же, с. 6 cл.) Цитируемые замечания имеют для нас двоякое значение. Во-первых, они показывают, что в нашем случае речь должна идти не о мнимой конфронтации методов математики (или астрономии) и истории (как это пытаются представить авторы рассматриваемой брошюры), а об умении или неумении (желании или нежелании) автора методики считаться с материалом конкретной науки (даже просто о владении или невладении им). Во-вторых, подчеркиваемая математиком необходимость обращения к здравому смыслу подсказывает нам мысль о возможности и необходимости нематематической критики тех или иных попыток приложения математических методов к историческому материалу.
Исходя из этого, мы и хотим не то чтобы вступить с авторами брошюры в спор (для всякого, кто стоит на позициях историзма и хоть сколько-нибудь представляет себе характер, разнообразие и объем материала древней истории, сами результаты применения «новых методик» являют собой их лучшее опровержение, так что спор о деталях неинтересен), но просто попытаться понять, с чем же, собственно говоря, мы имеем дело.
Первый параграф брошюры озаглавлен «Три идеи Морозова», но, рассматривая затронутые в нем вопросы, мы не будем касаться историографической стороны. Отклоняясь от порядка изложения «методик» в брошюре, начнем с тех, которые, судя по изложению самих авторов, не дали им определенных результатов.
§1.2. брошюры посвящен «распределению жанров античной литературы по времени». Его неравномерность, по мнению авторов брошюры, не отвечает «теоретико-вероятностным» возможностям. Прежде чем рассматривать это предположение по существу, приведем сначала длинную выписку, которая нам покажет, на каком уровне ведется ими изложение: «История литературы в Древней Греции, не считая легендарных Орфея и Музея, начинается с VIII–VII вв. до н.э. полулегендарными Гомером и Гесиодом. С 700 по 500 г. до н.э. в Греции преобладают, в основном, представители лирического, эпического и сатирического направлений. К 500 г. до н.э. все эти направления исчезают и расцветает трагедия, а вслед за ней — комедия, бесследно исчезающие к 400 г. до н.э. На их месте появляются философы. Не успели они прекратиться (sic!), как вновь возникает комедия, чтобы с 300 г. до н.э. уже больше никогда не возродиться. Незадолго до этого выдыхается и философская мысль. На смену комедии и философии приходят дидактика и буколика, завершающие историю литературы в Древней Греции. Если не считать гомеровского периода, то на все литературное творчество в Древней Греции приходится около 600 лет, а на трагедию всего 100 лет. В остальные 500 лет, ни до, ни после не появилось ни одного автора трагедий. На комедию приходится 150 лет, а сатира лишь промелькнула около 500 г. до н.э. и никогда более не возобновлялась. Аналогичная картина наблюдается и в Древнем Риме. В течение первых 150 лет в Риме были только драматурги. К 100 г. до н.э. драматурги исчезли и вместо них на 200 лет появилась волна поэтов и т. д. и т. п.» (с. 7).
