История Гражданской войны в США. 1861–1865 - [20]

Страна имела право ожидать наступательных действий. Поскольку Макклеллан был склонен недооценивать как численность, так и боеготовность своих солдат, его 76 000 «годных для наступления» можно легко увеличить до 100 000 человек. Он должен был либо дать бой Джонстону, либо вытеснить его из Манассаса, либо расширить блокаду конфедератов в нижнем течении Потомака, либо взять Норфолк.[135] Любое из этих действий осенью 1861 года вполне бы удовлетворило страну и сохранило уверенность президента в Макклеллане. Это стало бы очень ценным достижением. Но он не был бойцом и не смог справиться с командованием стотысячным войском. Сомнительно, чтобы в армии Союза в тот момент нашелся генерал, которому это было бы по силам. Спустя много лет после войны Грант говорил об «огромной и суровой ответственности», свалившейся на Макклеллана в начале, и добавил: «Если бы Макклеллан вступил в войну как Шерман, Томас или Мид, прошел боевой путь снизу доверху, не сомневаюсь, что он заслужил бы такие же лавры, как любой из нас».[136] В армии Макклеллана служил полковник Уильям Т. Шерман, который в 1864 году очень успешно командовал армией в 100 000 человек, но при этом говорил президенту, что его «предельное желание – служить на подчиненных должностях и ни в коем случае не брать на себя верховное командование».[137] Руководить, кормить, воевать и побеждать со стотысячной армией – едва ли не высшее организаторское искусство, на которое способен человек.[138] Джозеф Джонстон «тихо и печально»[139] мечтал о том, чтобы повести в наступление шестидесятитысячную армию, но у него был бесценный опыт командования вдвое меньшей армией при Булл-Ран.

Если бы Макклеллан демонстрировал скромность, столь примечательную для Линкольна и Гранта, критика была бы умереннее, но он был из тех людей, которым успех кружит голову. Быстрый карьерный рост непомерно раздул его самомнение; вот лишь один пример его неуважения к президенту, о котором он однажды покровительственно написал: «Честный, с благими намерениями».[140] Вечером 13 ноября президент, секретарь Сьюард и Джон Хэй решили заглянуть к Макклеллану домой. В дверях их встретил слуга, сказавший, что генерал на офицерской свадьбе, но скоро должен вернуться. «Мы вошли, – описывает в дневнике этот инцидент Хэй, – и приблизительно через час вернулся Макклеллан. Не обратив никакого внимания на привратника, который сообщил, что его дожидается президент, он поднялся наверх и прошел мимо комнаты, в которой сидели президент и государственный секретарь. Они подождали около получаса и вновь послали слугу сообщить Макклеллану, что его ждут, в ответ услышав, что генерал уже лег в постель. Я просто излагаю это беспрецедентное проявление наглости эполетов без комментариев, – продолжал Хэй. – Это был первый замеченный мною симптом опасного чувства превосходства среди военной элиты. Вернувшись домой, я заговорил с президентом об этом случае, но он, похоже, не придал ему особого значения, сказав, что в данный момент лучше не заострять внимания на вопросах этикета и личной гордости».[141] В другой раз, когда генерал не смог прибыть на встречу с президентом, тот сказал: «Ничего страшного. Я готов лично придерживать лошадь Макклеллана, если только он принесет нам успех».[142]

В декабре Макклеллан заболел брюшным тифом. Президент, Потомакская армия и вся страна ждали его выздоровления.[143]

Великобритания считала, что «простой факт состояния войны»[144] между Севером и Югом должен быть признан официально. Дэвис стал выдавать каперские свидетельства; Линкольн объявил блокаду; оба этих акта, допустимых только в состоянии войны, явно показывали, что конфликт может распространиться на океан и коснуться всех морских держав. Как нечто само собой разумеющееся, Великобритания 13 мая выпустила прокламацию о нейтралитете, но этот естественный шаг оказался совершенно неприемлем для Севера, поскольку прокламация по сути признавала Конфедеративные Штаты воюющей державой. Версия правительства Соединенных Штатов, согласно которой южане – мятежники, выступившие против государства, не выдерживала критики, как только эти мятежники в глазах Европы превращались в воюющее государство.[145] В соответствии с дипломатическими нормами Сьюард и Адамс осудили этот документ. Естественную реакцию Бостона охарактеризовал Мотли. «Прокламация лорда Джона Рассела, – писал он, – согласно которой каперы-южане считаются воюющей державой, с огромным возмущением встречена большинством добропорядочных, любящих Англию людей в этой англофильской части страны».[146] В других областях Севера, где Англию любили меньше, чувство негодования оказалось не менее острым, и в сумме вся эта волна негодования могла оказать хорошую службу, чтобы удержать Великобританию от того, чтобы в следующем году признать Конфедеративные Штаты. Тем не менее на основании спокойного изучения фактов мы вправе заключить, что Великобритания совершенно оправданно признала за Конфедеративными Штатами права воюющей стороны. Веский аргумент в пользу этого кратко изложен министром иностранных дел, который выпустил эту прокламацию. «Более пяти миллионов свободных людей, – отметил лорд Рассел в частном письме Эдварду Эверетту, – некоторое время находятся в открытом противостоянии президенту и конгрессу Соединенных Штатов. Не в наших правилах считать пять миллионов свободных людей пиратами и вешать на реях их матросов, если они пытаются остановить наших торговцев. И пока у нас нет намерений считать их пиратами и вешать на реях, мы не можем отрицать за ними прав воюющей стороны».