История Гражданской войны в США. 1861–1865 - [116]

Протест против применения этого закона был громким, повсеместным и нескончаемым. Военное министерство прекрасно сознавало пагубность подобной меры. Были предприняты, пусть и тщетные, попытки исправить злоупотребления; действия признавались грубыми, неадекватными и возмутительными, но они оправдывались суровой необходимостью и требовали продолжения.

Вместо реквизиций предлагались меры высокого налогообложения, размещения займов и приобретения продуктов по рыночным ценам. Все это оказалось неосуществимым. В 1863 году доходы, полученные от налогов, оказались скудными и постепенно обесценивались. В 1864 году их стало еще меньше, а инфляция обесценила их и того более. Всевозможные облигации и займы выпускались в количестве, какое только мог переварить рынок. То, что количество облигаций оказалось пропорционально меньше количества казначейских билетов, чем можно было ожидать, произошло не в результате неверной финансовой политики, а из-за нехватки сбережений, доступных на Юге для таких долгосрочных инвестиций. Избыточный капитал, как хорошо известно, постоянно вкладывался в землю и рабов. К 1 января 1863 года стало ясно, что примитивные приемы вынуждены заменить современный механизм организации бизнеса. Юг практически не имел звонкой монеты или, иными словами, не имел опоры для современной фискальной системы, основанной на выкупаемых банкнотах и облигациях. Юг потерял кредит. В начале войны он уже был в долгу и перед Севером, и перед Европой. С закрытием портов вследствие блокады шансы получить какие-то кредиты на мировых рынках растаяли. Достаточно лишь посмотреть на перечень товаров, ввозимых и вывозимых прорывателями блокады, чтобы понять, насколько незначителен был этот товарообмен. Прорывы блокады и торговля с Севером доставляли предметы первой необходимости для ведения войны; на эти жизненно необходимые операции расходовались доходы от всего вывозимого хлопка, и его уже не оставалось для получения кредитов или приобретения звонкой монеты. Таким образом, введение «десятины» и реквизиции было неизбежно. «Десятина» оказалась, при сложившихся обстоятельствах, превосходным способом налогообложения и, пусть даже обременив фермеров и вызвав множество жалоб, принесла свои плоды. Подобно многим государственным решениям, принимавшимся как Севером, так и Югом, это было принято слишком поздно из-за человеческой неспособности предвидеть размах и продолжительность военного конфликта. Сейчас легко видеть, что «десятину» следовало наложить еще на урожай 1862 года, что сделало бы дальнейшие реквизиции менее обременительными. В 1863 году, когда ситуация уже стала критической, реквизиция оказалась необходимостью. Виноват не закон, а его исполнение. Если учесть все недовольство, которое он вызвал, станет понятно, как строгий закон оказался одиозным в силу небрежности, отсутствия единообразия и неоправданной грубости применения. Малонаселенные территории Конфедерации сами по себе представляли серьезную преграду для его эффективного выполнения. Методы, которые годились для этих простых сельскохозяйственных регионов в мирное время, теперь оказались недоступны: война потребовала создания гигантской разветвленной системы управления, состоящей из опытных профессионалов, но в искусности, требуемой для выстраивания такой системы, Юг оказался намного слабее Севера.

У Юга не было металлических денег, не было кредита и не было ни одной области коммерческой деятельности, которая бы серьезно не пострадала. Но у него была земля и рабочая сила. Эксплуатируя их даже в своей несовершенной манере, Юг не позволил голодать своей армии и гражданам и оказался в состоянии четыре года вести борьбу.

Ричмонд располагался вблизи театра военных действий, и после сражений раненых доставляли в город в таких количествах, что требовались непрестанные усилия для облегчения их страданий. В 1862 году в Ричмонде было 35 частных и государственных клиник; под временное место пребывания раненых переоборудовали и здания церквей. Преданность делу Юга билась в сердцах его женского населения, призывая благородных и утонченных барышень и женщин проявлять заботу о солдатах с самыми тяжкими и ужасными ранениями, испытывающих физические страдания, которые хирурги, при отсутствии анестезирующих средств и морфия, зачастую не могли облегчить. Это тот случай, который нам всем хорошо известен:

О женщина <…>

Ты – сущий ангел в скорбный день.[699]

В этих давно написанных строках всегда обнаружится новое вдохновение для тех, кто может поведать историю о деле, которому они служили. Документы конфедератов полны слов благодарности женщинам; их труды в Ричмонде – зеркало всего, что происходило в Конфедерации.

Война тяжело сказывалась и на женщинах Севера, но южанки испытывали тяготы гораздо бо́льшие. В Союзе было много семей, у которых никто из родственников не принимал участия в войне; в Конфедерации можно считать редчайшим исключением, если чей-то муж, отец, сын или брат не служил в армии. Трудно было встретить семью, в которой не носили бы траур. Более того, постоянное состояние тревоги распространялось здесь шире, чем на Севере. В Ричмонде, куда сведения о боевых действиях доходили относительно быстро, частые звуки набатного колокола, извещающего о приближении опасности, усиливали общее беспокойство, в то время как жители глубинки, где газеты были редкостью, а почта приходила нерегулярно, думали, что предпочли бы жить среди опасностей, чем в этой бесконечной тревожной неопределенности. Физические лишения не способствовали уменьшению душевных страданий, а прекращение привоза предметов роскоши, а затем и первой необходимости усиливали тяготы, выпавшие на долю женщин Конфедерации. Истории о впадении в нищету нам всем известны, но на Юге контраст между довоенной жизнью и жизнью во время войны оказался самым необычным и поразительным. В домохозяйствах всегда нормой считался достаток, даже изобилие. Столы ломились от всяческой снеди. Южане были расточительны в жизни и щедры в гостеприимстве. Слуг было немереное количество. Леди-южанки, которые никогда не задумывались, откуда берется пища, которые никогда не снисходили до малейших физических усилий, под угрозой вражеского нашествия были вынуждены покидать свои роскошные дома и искать убежища в Ричмонде; там их можно было видеть в очередях перед скромнейшей лавкой, ждущими своего шанса потратить скудный заработок за «простое шитье», переписывание или канцелярскую работу на жалкую порцию муки или бекона. Канцелярская работа предоставлялась только женщинам, которые могли доказать, что нуждаются. В Министерстве финансов на одну вакансию подавалось до ста заявлений, многие из которых поступали от женщин из благородных и некогда влиятельных семейств. Другие дамы, привыкшие к роскоши, занимались черной работой по дому. Такой труд был особенно неприятен для южанок, но и это, и нехватку продовольствия все были готовы перетерпеть в надежде на независимость и сохранение своих социальных институтов. Они считали, что Север объявил крестовый поход против общественного строя, в котором были воспитаны они и их матери, и что война, причиняющая им столько страданий, навязана Югу, который сейчас защищает их законные права. Разруха, разрушение городов, мародерство, которым занимались отдельные солдаты Севера, возмущали их до такой степени, что они были не в состоянии контролировать свои чувства, давая выход крайнему негодованию. Это чувство запечатлено в некоторых дневниках того времени. «Если все слова ненависти, существующие во всех языках, – написала одна молодая женщина из Джорджии, – слепить в один огромный омерзительный ком, то и он не передаст глубины моей ненависти к янки».