История германского фашизма - [26]

Противники, которые его недооценивают, — а таковы почти все его противники, — считают его человеком инстинкта, который благодаря своему проникновению ясновидца в тайны народной души всегда умеет найти слова, обеспечивающие успех, совершенно вне зависимости от того, правильны ли они по существу. Это суждение противников в высшей степени легкомысленно по отношению к человеку, характер которого в достаточной мере открыт для общественной критики. Несмотря на все свое искусство, Гитлер вначале нередко проваливался перед своими слушателями; он сам рассказывает об этом в своей книге. Как и всем ораторам, ему пришлось подучиться, чтобы иметь успех; правда, он скоро справился с этим и овладел рутиной, которая требуется от оратора. Но инстинкт?

Люди инстинкта — обычно холодные и сдержанные люди, ибо инстинкт говорит неслышным голосом. Гитлер же, напротив, при малейшем поводе теряет самообладание и орет, ему никогда не удается быть господином положения, в момент, когда требуется быстрое решение, он часто запаздывает. Не таков человек, следующий внутреннему голосу. Кто изучает его речи не в исковерканной передаче телеграфного агентства, а на мосте, на собраниях или же по более или менее дословному изложению их в «Фелькишер беобахтер», тот найдет в них совершенно другой отличительный признак, нежели умение попасть в тон массе, он найдет в них логичность.

Недостаток воли, но зато хорошая голова

Сила Гитлера — в его железной логике. Быть может, ни один другой политический деятель современной Германии не обладает в такой мере смелостью делать из данной ситуации неизбежные выводы, возвещать их, не боясь насмешек инакомыслящих, а главное — поступать сообразно этим выводам. В этой силе логики и заключается секрет убедительности его речей. Когда генерал рейхсвера фон Лоссов[42] в 1923 г., уступая настояниям баварского правительства, привел 7-ю дивизию к присяге в пользу Баварии, а потом пошел на попятный и стал искать компромисса, Гитлер является к нему и отчеканивает: «С военной точки зрения здесь немыслимо прощение и соглашение. Военачальник с столь широкими правами, раз поднявшись против своего начальника, либо должен иметь решимость пойти до крайнего предела, либо является простым бунтовщиком и мятежником и должен пасть».

На словах это очень просто, и ход событий соответствовал этому. Но Лоссов пытался вывернуться, не хотел понять этого и — что важнее — не соглашался действовать соответственно этому. И действительно, через пять месяцев последовало его падение, хотя он тем временем даже приобрел заслуги в деле подавления гитлеровского путча. Гитлер на пять месяцев раньше других предвидел то, что исторически было само собой разумеющимся; как он тогда выразился: сказав А, надо сказать и Б. Это — основное правило для людей последовательных, для людей логики.

Кто не признает за Гитлером сильной логики, тот, пожалуй, не найдет ничего замечательного и в его книге «Моя борьба».[43] В ней нет системы, она бесконечно повторяется и поэтому в общем скучна. Но в ней есть множество интереснейших деталей. Конечно, это — книга интернационального антисемита, и кто взял ее в руки, должен учитывать те предпосылки, из которых она исходит.

Плохой пророк

Но здесь достоинства этого ума превращаются в свою противоположность. Насколько метки его умозаключения, настолько же легковесны, поверхностны и надуманны его наблюдения. Трудно превзойти его в логической дедукции из данного тактического материала, но при подборе фактического материала он часто грубейшим образом ошибается, бьет мимо цели, так как оказывается в плену своих прежних умозаключений и не умеет трезво констатировать факты. Так, например, в 1921 г. он самым категорическим образом предсказывает предстоящее вскоре падение советской власти; осенью 1923 г. он негодует: Штреземан — притворщик и отлично знает, что французы никогда не уйдут из Рурской области; находясь в заключении в Ландсбергской крепости, он торжественно возвещает своим товарищам по заключению, что в 1928 г. над берлинским дворцом будет развеваться флаг со свастикой; осенью 1931 г. он уверяет товарищей по гарцбургскому блоку,[44] что не далее как через три месяца придет к власти.

Конечно, другие политические деятели тоже ошибались. Но ведь Гитлер претендует на непогрешимость. После убийства Ратенау в 1922 г. он восклицает: «Я никогда не говорил вам, что то или другое может наступить, я всегда говорил, что оно наступит, потому что должно наступить и иначе быть не может; то, чего мы ожидали, случилось теперь». Речь шла о «пророчестве», что из столкновения между централистской позицией имперского правительства и взглядами баварского федерализма должны будут возникнуть конфликты; чтобы предвидеть это, воистину не требовалось никакого пророческого дара.

«Аподиктическая достоверность» пророчества, которую Гитлер возвел в основной принцип пропаганды, уже не раз мстила за себя и ставила Гитлера в затруднительное положение. В 1925 и 1927 гг. дела его были так плохи, что были почти равносильны краху. Нынешняя кривая его успехов, начавшихся в 1929 г., тоже рано или поздно должна будет упасть и вернуться к своей исходной точке. Тогда видно будет, что останется от исторических перспектив Гитлера. Хуже всего то, что Гитлер, по-видимому, искренне верит в свой пророческий дар — в этом сказывается вся наивность человека, в глубине души — неполитика, считающего удачные политические пророчества не игрой в лото, а результатом политической дальновидности.