История Фридриха Великого - [52]

   Фридрих увидел, что при таких обстоятельствах он может полагаться только на самого себя. Надлежало увеличить силы Пруссии, и на этот предмет он не пощадил ни государственной казны, ни даже собственного достояния. Из казначейства было вынуто шесть миллионов талеров, со всего государства сделан поземельный побор в полтора миллиона. Вся серебряная утварь, украшавшая дворец: канделябры, столы, люстры, камины и даже серебряные духовые инструменты, заведенные Фридрихом-Вильгельмом I, были обращены в деньги. Каждую ночь двенадцать гайдуков переносили вещи на лодки и отправляли их на монетный двор. Все делалось тихо и скрытно, чтобы не возбудить в народе беспокойства и опасений таким явным признаком государственной нужды. Но эти распоряжения дали королю возможность увеличить войско и обеспечить его на долгое время всем необходимым.

   Окончив военные приготовления, Фридрих 15-го марта отправился опять к армии.

{176}

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Поход 1745 года

   Испытав несчастье, Фридрих стал действовать гораздо осторожнее. Он не хотел сам отыскивать битвы, как в предыдущую кампанию, а решился выждать нападения австрийцев на Силезию. По приготовлениям неприятеля можно было заключить, что он намерен вторгнуться в Силезию со стороны Богемии.

   Фридрих с удовольствием узнал, что опасный его соперник, Траун, отозван к итальянской армии, и что место его в неприятельском войске заступили другие вожди, которые все вместе не имели сотой доли его дарований.

   Чтобы сбить с толку прусского короля и скрыть от него настоящую точку нападения, австрийцы отправили несколько легких отрядов, которые рассыпались по всей Верхней Силезии. Завязалась малая война. Беспрерывные стычки с венграми и пандурами служили только упражнением для прусской кавалерии, но никак не могли отвлечь внимания Фридриха от действия главной неприятельской армии.

   Винтерфельд был героем этих мелких сражений. Почти каждый день он одерживал победу над отдельными австрийскими отрядами, брал в плен солдат, отнимал обозы и пороховые запасы. {177} Король был им очень доволен. За эти действия Винтерфельд получил генерал-майорский чин.

   Фридрих сосредоточил главные свои силы близ Франкенштейна, а двоюродный брат его, маркграф Бранденбургский Карл, с девятитысячным отрядом занял крепости Егерндорф и Троппау. По соображениям Фридриха, австрийская армия должна была явиться из-за гор у Швейдница, Глаца или Егерндорфа, стало быть, в этой позиции он мог ее встретить лицом к лицу. Главную квартиру свою он поместил в монастыре Каменце, где был некогда так счастливо спасен аббатом Стуше, и где надпись на бронзовой доске и картина доныне повествуют об этом удивительном событии.

   Но позиция Фридриха имела свои невыгоды: от Егерндорфа до Нейсе оставался значительный промежуток, не занятый войсками. Австрийцы воспользовались этой оплошностью, прошли туда с двадцатитысячным корпусом, отрезали там ландграфа от главной армии и постарались оттеснить короля в Верхнюю Силезию, чтобы таким образом очистить своей армии широкую и спокойную дорогу.

   Фридрих проник в их замысел, отдал им в жертву Силезию до самого Козеля и думал только о том, как бы соединить корпус {178} маркграфа с главной армией, чтобы потом всеми силами нагрянуть на врага и с первого раза нанести ему решительный удар. Но к совершению плана короля не было никакой видимой возможности. Всякое сообщение с маркграфом было преграждено, австрийцы заняли все дороги и стерегли их неусыпно. Не только курьер, даже переодетый шпион не проскользнул бы сквозь непроницаемую сеть, которой они окружили Фридриха.

   Медлить было невозможно. Фридрих решился на жестокую, но почти необходимую игру. Он поручил Цитену пробиться с гусарами сквозь неприятельские линии и, во что бы то ни стало, доставить к маркграфу приказание, чтобы он немедленно двинулся к Франкенштейну.

   С сердечной горестью принял Цитен приказ короля, но поклялся исполнить его непременно. Слезы брызнули из глаз его, когда он тронулся с места. Он знал, что ведет храбрый полк свой на верную смерть и внутренне дал себе слово быть первой жертвой роковой экспедиции, не желая видеть ее погибели. Каждому солдату было передано предписание короля, чтобы хоть один из них, если уцелеет, мог доставить его по назначению. Минута, в которую этот превосходный полк отделился от своих товарищей, чтобы никогда более не возвращаться к ним, была торжественна и умилительна. Несмотря на то, каждый солдат бодро шел в открытую могилу, в твердом убеждении, что умирает на пользу отчизны и во славу своего короля -- так велико было патриотическое увлечение, которым Фридрих умел воодушевить свое войско.

   Ловко придуманная хитрость и странный случай помогли Цитену счастливо исполнить поручение короля и спасти свой полк. Близ Отмахау он переправился через Нейсе и ночью, по разным тропинкам и проселочным дорогам, пробрался до Нейштата, где, совершенно отдельно от прусской армии, стоял небольшой отряд в гарнизоне. Не доходя до крепости, он узнал, что в эту самую ночь значительный австрийский отряд пытался взять город, но безуспешно. Цитен остановил свой полк и велел солдатам надеть новую обмундировку, которая им только что была выдана перед походом. Она состояла из синих ментиков и медвежьих шапок, вместо прежних красных доломанов и плисовых киверов. Форму эту австрийцы еще никогда не видали на прусских войсках и, сверх того, она очень подходила к одному из их собственных гусарских полков. Когда с рассветом австрийский отряд двумя колоннами дви-{179}нулся назад к своему лагерю, Цитен с полком своим примкнул к арьергарду. Несколько венгров, которые служили у него в полку, пошли вперед, балагурили и занимали австрийских солдат россказнями, чтобы отвлечь их внимание. Таким образом Цитен продолжал свой марш под неприятельским прикрытием с шести часов утра до четырех пополудни. В продолжение этого времени их обогнали два драгунские полка, но никто и не подозревал поддельных австрийцев. Наконец, достигнув до Леобшюца, австрийский отряд поворотил вправо к своему лагерю, который находился в четверти мили, а Цитен гикнул своим удальцам и, как стрела, пустился влево. Тут только австрийцы увидели обман. Пока они пришли в себя и решили, что начать, Цитен ускакал уже далеко; за ним пустились в погоню, но он отбился. Ночью прорвался он через несколько кордонов и, ко всеобщему изумлению, на следующее утро явился к маркграфу с предписанием короля.