История Фридриха Великого - [17]

   Ничто не могло отклонить короля от этого приговора; ни убеждения, ни просьбы Вартенслебена и всех его любимцев.

   -- Нет! -- отвечал он решительно. -- Скажите Катте, что мне его жаль, но что делать! Мое правило такое: лучше пусть гибнет виновный, чем правосудие.

   Катте прочли приговор. Он спокойно выслушал его с геройской твердостью.

   Как прежде был легкомыслен двадцатитрехлетний юноша, так благороден и мужественен был он в последние дни, назначенные для приготовления к казни. Горесть, причиненная его легкомыслием семейству, глубоко запала ему в душу. Прощальные письма его к родным были исполнены сильного чувства и чистосердечного раскаяния.

   Четвертого ноября Катте, по приказанию короля, отвезли в Кюстрин, где назначено было исполнение смертного приговора. Король хотел этим потрясти душу своего сына. Шестого ноября была назначена казнь. Принца принудили смотреть на нее из окна. {65} Когда под его окнами повели Катте, в сопровождении двух священников, между военным эскортом, сердце принца не вытерпело, слезы брызнули из глаз и он воскликнул:

   -- Друг Катте! Прости меня!

   Катте взглянул на него с восторженным лицом.

   -- Будьте счастливы принц -- народ ваш будет счастлив. Я рад, что умираю за друга и будущую славу Пруссии!

   Кортеж продолжал шествие. На площади Катте принял христианское напутствие духовника и бодро положил свою голову на плаху... {66}

   Но принц не вынес этой сцены, казалось, вены его сердца порвались в эту минуту: он без чувств упал на пол.

   Меч, который обагрился кровью друга, еще носился над головой самого принца. Угрозы и гнев короля заставили его содрогнуться перед ожидавшей его участью.

   Но его заключение наделало много шуму не только в Пруссии, но и при всех европейских дворах. Король принужден был послать в кабинеты германского союза и в другие государства циркулярное объявление о причинах заключения принца с обещанием подробного отчета о действиях следственной комиссии и о приговоре суда. Тут отовсюду появились посольства с заступничеством за принца. С особенной настойчивостью требовал помилования и освобождения Фридриха австрийский двор. Разрыв Пруссии с Англией был явен; австрийская партия торжествовала, но для прочности ее союза ей необходима была дружба и будущего короля Пруссии. Вот почему она теперь приняла так ревностно сторону принца. Не менее участия проявили в судьбе Фридриха лучшие генералы войска. Но на всех совещаниях король выдерживал свой характер: он был непреклонен и хотел судить сына смертным судом.

   Тогда военный совет объявил ему решительно, что принц Бранденбургского курфюрстского дома может быть судим и осужден только императором и сеймом. На это король ответил, что ни император, ни весь Германский союз не могут лишить его права, {67} по доброму его усмотрению и закону, осудить в своей земле преступление прусского наследника.

   Этот ответ поразил весь совет. Полковник Буденброк, пламенный и честный старик, поседевший в битвах, вскочил со своего места, разорвал свой мундир, обнажил грудь, испещренную ранами, и вскричал: "Король! Пролейте кровь отсюда, но священной крови принца вам не видать, пока еще язык мой не прильнул к гортани!"

   Голос совета казался королю голосом народа и сильно поколебал его волю. Остальное довершил благородный старец пастор Мюллер, который напутствовал перед смертью Катте. Он вызвался быть собеседником принца, который теперь более, чем когда-нибудь нуждался в духовной пище, и направить его душу на путь истинный. Король согласился и даже позволил Мюллеру поселиться в смежной комнате с принцем.

   Умный священник сумел укоренить во Фридрихе, преданном вере в фатализм, мысль, что гнев короля и смерть его друга были не простым предназначением рока, но непременным следствием его проступка. Возбудив в душе его раскаяние, он тут же поспешил уврачевать ее надеждой на благость небесную и верой в промысел Божий,

   Принц как бы переродился. Молитвы, совершаемые им вместе с почтенным старцем, проливали новый свет на его разум и утоляющий бальзам -- на раны сердца.

   "Но если бы даже Бог, в великой милости своей, простил мое преступление, могу ли я надеяться такого же помилования от человека, от отца и короля моего, так жестоко мной оскорбленного?" {68}

   Духовник питал его надеждой и, тайно трогая самые важные струны природы, мирил отца с сыном. Он доносил обо всем королю, и гнев последнего постепенно потухал под слезами принца.

   Наконец, от короля пришло приказание освободить принца. Ему позволено было жить вне крепостных стен и даже занять место советника кюстринской коллегии. Но прежде вступления его в новую должность прибыла комиссия из Берлина, перед которой Фридрих обязан был дать присягу в том, что впредь не отступит от воли и приказаний своего отца и короля и будет исполнять возложенные на него обязанности с усердием и покорностью, приличными верноподданному и сыну.

   Принц принял присягу. Ему возвратили шпагу и орден. Потом он причастился Святых Тайн и вступил в новое свое звание. Вместо мундира он носил серый кафтан, по краям вышитый золотом. Он написал к отцу письмо, в котором униженно умолял его о прощении и забвении прошедшего. Когда же пастор Мюллер возвращался в Берлин, он поручил ему испросить у короля, как милости, дозволения носить военную шпагу с темляком.