История Фотогена и Никтерис - [14]

Никтерис лежала без движения, и Уэйто сочла, что та лишилась чувств. Ведьма не сомневалась: ее подопечная умрет еще до того, как настанет ночь, способная оживить ее.

XVIII. СПАСЕНИЕ

Наведя телескоп на безжизненное тело, чтобы с утра сразу же его обнаружить, Уэйто спустилась с башни и направилась в комнату Фотогена. К тому времени юноше стало заметно лучше, и еще до того, как ведьма ушла, он твердо решил бежать из замка той же ночью. Тьма, безусловно, ужасна, но Уэйто еще ужаснее, чем тьма, а днем бежать невозможно. Так что, как только в доме все стихло, юноша потуже затянул пояс, подвесил к нему охотничий нож, положил в карман флягу с вином и немного хлеба, и вооружился луком и стрелами. А затем выбрался из замка и поспешил подняться на равнину. Однако в силу недуга, и ночных кошмаров, и ужаса перед дикими зверями, едва Фотоген ступил на ровное плато, он не смог сделать дальше и шагу и опустился на землю, думая, что лучше умереть, чем жить. Но сон оказался сильнее страха и вскоре сморил-таки юношу, и он растянулся на траве.

Проспал он недолго, и проснулся с таким странным ощущением уюта и безопасности, словно по меньшей мере наступил рассвет. Однако вокруг царила ночь. И небо… нет, не небо, но синие глаза его наяды глядели на юношу сверху вниз. Снова голова Фотогена покоилась на коленях девушки и все было хорошо: ведь девушка явно боялась ночи так же мало, как он — дня.

— Спасибо, — проговорил Фотоген, — ты — словно живая броня для моего сердца, ты отгоняешь от меня страх. Со времен нашей встречи я был очень болен. Ты вышла из реки и поднялась сюда, заметив, как я перебирался на тот берег?

— Я живу не в воде, — отозвалась Никтерис. — Я живу под бледной лампой, а под яркой — умираю.

— Ах, теперь я все понимаю! — воскликнул юноша. — Я бы не стал вести себя так, как в прошлый раз, если бы осознал, что происходит; но я решил, что ты потешаешься надо мной, а я так устроен, что не могу не бояться тьмы. Прости меня за то, что я тебя покинул — говорю тебе, я ровным счетом ничего не понимал. Теперь мне кажется, что ты и впрямь испугалась: так?

— Так, — отвечала Никтерис, — и испугаюсь снова. Но чего боишься ты, мне непонятно. Погляди, как нежна и ласкова тьма, как добра и приветлива, какая она мягкая и бархатистая! Тьма привлекает тебя к груди и любит тебя. Совсем недавно я лежала, слабая и умирающая, под твоей жаркой лампой. Как ты ее зовешь?

— Солнце, — пробормотал Фотоген. — Хотелось бы мне, чтобы оно поторопилось!

— Ах, не желай этого! Не торопи его, ради меня. Я могу охранить тебя от темноты, но у меня нет никого, кто бы защитил меня от света. Говорю тебе: под солнцем я умирала. И вдруг я глубоко вздохнула. Лицо мое овеял прохладный ветерок. Я подняла взгляд. Пытка кончилась, потому что смертоносная лампа исчезла. Надеюсь, она не умерла и не сделалась еще ярче. Невыносимая головная боль стихла, и зрение ко мне вернулось. Я почувствовала, словно заново родилась на свет. Но встала я не сразу, ибо была измучена. Но вот трава сделалась прохладной, и цвет ее утратил былую резкость. На травинках выступило что-то влажное, и теперь ногам стало так приятно, что я вскочила и принялась бегать взад-вперед. Я бегала долго, и вдруг нашла тебя лежащим на земле — точно так же, как недавно лежала я. Так что я села рядом, поберечь тебя до тех пор, пока не вернется твоя жизнь — и моя смерть.

— Какая ты хорошая, о прекрасное создание! Да ты простила меня еще до того, как я попросил об этом! — воскликнул Фотоген.

Так они разговорились, и юноша рассказал ей то, что знал о себе и своей жизни, а она рассказала ему то, что знала о себе, и оба сошлись на том, что следует бежать от Уэйто как можно дальше.

— Должно отправиться в путь немедленно, — проговорила Никтерис.

— Как только наступит утро, — заверил Фотоген.

— Нельзя ждать утра, — возразила девушка, — ведь тогда я не смогу двигаться, а что ты станешь делать следующей ночью? Кроме того, Уэйто видит лучше при дневном свете. Право же, надо идти сейчас, Фотоген. Верь мне: так надо.

— Я не могу, я не смею, — отозвался юноша. — Я не в силах двинуться. Едва я приподнимаю голову от твоих колен, тошнотворный ужас накатывает на меня с новой силой.

— Я буду с тобой, — успокоила Никтерис. — Я позабочусь о тебе до тех пор, пока не взойдет твое ужасное солнце, а потом можешь меня оставить и поскорее уйти. Только, пожалуйста, сперва отведи меня в какое-нибудь темное место, если такое найдется.

— Я никогда не покину тебя, Никтерис, — воскликнул Фотоген. — Только подожди немного: встанет солнце, вернет мне силу, и мы уйдем отсюда вместе и никогда, никогда больше не расстанемся.

— Нет, нет, — настаивала Никтерис, — идти надо сейчас. А ты должен научиться быть сильным в темноте, равно как и при свете дня, иначе ты навсегда останешься храбрецом только наполовину. Я уже начала — я не восстаю против твоего солнца, но стараюсь примириться с ним и понять, что оно такое и чего от меня хочет — причинить мне боль или сделать меня лучше. Ты должен так же поступить с моей тьмой.

— Но ты не знаешь, что за дикие твари живут там, к югу, — возражал Фотоген. — У них огромные зеленые глаза и они заглотят тебя, словно корешок сельдерея, дивное ты создание!