История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания - [357]
Исходной точкой его рассуждений в этом направлении является мысль, что грех не может быть предметом исследования ни одной науки, он есть лишь предмет проповеди, т. е. догматики, полагающей первородный грех в качестве предпосылки. В свою очередь первородный грех имеет своей предпосылкой страх, разъясняющий истоки первого.
Исследуя его психологически, Кьеркегор обращает свой взор к состоянию невинности человека, когда он определен не как дух, а душевно,
вое
точнее, как синтез душевного и телесного, когда «дух в людях грезит». Человек, пребывавший в невинности, в знании, обозначающем неведение, не знал различия между добром и злом, он жил в царстве мира и покоя. Но в этом царстве пребывало и нечто иное, что Кьеркегор именует Ничто, которое и породило страх. «Оно (ничто. — И. Я/.), — утверждает датский мыслитель, — порождает страх. Такова глубокая таинственность невинности: она одновременно является страхом. В грезах дух отражает свою собственную действительность, однако эта действительность есть ничто, но это ничто постоянно видит невинность вне самого себя»[1673][1674]. Таким образом, страх — это определение грезящего духа. У животного невозможно обнаружить страх, ибо оно в своей природности не определено как дух.
Именно со страхом датский мыслитель связывал природу первородного греха. Так в своем «Дневнике» он пишет: «Природу первородного греха часто объясняли, и все же при этом недоставало главной категории — то есть страха (Angest); а между тем он — самое существенное определение. Страх — это желание того, чего страшатся, это симпатическая антипатия; страх — это чуждая сила, которая захватывает индивида, и всё же он не может освободиться от нее, — да и не хочет, ибо человек страшится, но страшится он того, что желает. Страх делает индивида бессильным, а первый грех всегда происходит в слабости…»[1675]
Вместе со страхом в мир через первый грех Адама вошел и грех, точнее, греховность. А вместе с вкушением плода с древа познания, с полага- нием греха в мир вошло различие между добром и злом, равно как и сексуальное различение как порыв. Стало быть, вместе с греховностью была положена и сексуальность, с которой, по мнению датского мыслителя, начинается история человеческого рода. Эту причинно-следственную связь между греховностью, сексуальностью и историчностью Кьеркегор усматривает, прежде всего, в изначальном состоянии человека, которое есть не что иное, как синтез души и тела, опирающийся на нечто третье — дух. Можно допустить существование сексуального различия и до грехопадения, но его на самом деле как бы и не было, поскольку в состоянии невинности Адама дух еще не был определен как дух, он оставался духом мечтающим. И только в то мгновение (момент грехопадения), когда дух устанавливает самое себя, он устанавливает синтез души и тела, который становится возможным лишь тогда, когда дух пронизывает его различением. Но крайняя точка телесного (чувственного), по мнению Кьеркегора, есть как раз сексуальное. Стало быть, человек достигает этой крайней точки только в то мгновение, когда дух становится действительным. До этого он не зверь, но и не человек. Только в то мгновение, когда он становится человеком, он становится одновременно и животным. А вместе с сексуальностью Адама стала возможной и греховность, которая вошла в мир через первый грех в Адама и прирастает в последующем индивиде, т. е. в количественной истории рода.
Как уже отмечалось, грех через первый грех Адама вошел в мир вместе со страхом. Но в последующем индивиде как участнике истории рода «грех также и привел с собою страх»[1676]. Страх, который приносит с собою грех, появляется только тогда, когда индивид сам полагает грех, т. е. когда человек чувствует себя виновным исключительно в страхе о самом себе, «страх перед грехом сам создает грех»[1677]*>9. Если страх, который пребывал в Адаме и принес греховность в мир, Кьеркегор именует объективным страхом, то страх перед грехом — это субъективный страх, полагаемый рефлексией человека. В последующем индивиде, т. е. в количественной истории рода страх становится рефлективней, ибо он выступает выражением совершенства человеческой природы. По мере роста самосознания человека, начиная с самого раннего пробуждения индивида, возрастает и страх, так как человек всё больше отождествляет свою чувственность с греховностью, смешивает себя самого со своим историческим знанием о греховности.
Подводя предварительный итог можно заключить, что страх оказывается у Кьеркегора не только фундаментальной категорией его философствования, но и фундаментальным состоянием человеческого бытия, отличающим его от животного. В отличие от последнего человек способен испытывать страх: «чем глубже он пребывает в страхе, тем более велик человек»[1678]. Потому человеку нужно научиться страшиться. Кто научился страшиться надлежащим образом, тому удастся спасти себя либо оттого, что ему никогда не было страшно, либо оттого, что он слишком отдается страху. Только воспитание страхом делает человека свободным. Лишь понимаемый таким образом страх, который не вызван какими-то внешними обстоятельствами, лежащими за пределами человека, а создается самим человеком, ведет индивида к вере, которая, в свою очередь, выводит его 3 к бесконечному, к Богу. Так в человеке осуществляется синтез конечного и бесконечного, временного и вечного, свободы и необходимости.
