История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания - [327]

Разумеется, осуществленная выше реконструкция теоретических источников философии Шопенгауэра, является неполной, поскольку она касается по существу лишь первой части его системы — мир как представление. Прямых указаний на теоретические источники второй части его философской системы — мир как воля — мы не находим. Лишь вскользь об одном из них Шопенгауэр упоминает в своей «Критике кантовской философии»: «…говоря об идее свободы, Кант вынужден подробнее остановиться на вещи в себе, появлявшейся до этого лишь на втором плане. После того как мы признали, что вещь в себе есть воля, это нам вполне понятно. Вообще здесь находится тот пункт, от которого философия Канта ведет к моей или в котором моя философия выходит из философии Канта, как из своего ствола»[1498].

Другое указание можно найти в «Новых паралипоменах…»: «Крузий[1499] обстоятельно изложил и доказал, что самое высокое и самое существенное в человеке не рассудок, а воля: рассудок, по его мнению, существует только ради воли… В самом деле, очень интересно, что из всех философов всех времен Крузий — единственный, который до меня в известной степени познал эту великую истину… Разложение духа или я на две совершенно различные части: на нечто первичное, существенное, волю, и нечто вторичное, интеллект, — является основным принципом и основной заслугой моей философии и основным отличием ее от всех остальных»[1500].

Конечно, с последней частью этой цитаты трудно согласиться, если не забывать, что основная мысль Шопенгауэра — о первенстве воли и зависимости от нее интеллекта — обнаруживается уже у Канта, установившего первичность практического разума и подчиненность ему разума теоретического. Эту идею затем развивали послекантовские философы — Фихте и Шеллинг: первый отождествил я с волей, благодаря которой возникает стремление к представлению, второй же объявил волю прасилой, прабы- тием. Впрочем, это родство с Кантом и послекантовскими философами не мог не заметить и отрицать даже сам Шопенгауэр. Уже после первых критиков он был вынужден умерить свой пыл и не быть столь категоричным. Его новая позиция сводилась к тому, что хотя Фихте и Шеллинг и высказали основную мысль его учения, которую они позаимствовали у Канта, но не вывели ее следствий и не развили ее связно и последовательно, поэтому, по словам Шопенгауэра, «Фихте и Шеллинг заключаются во мне, но я не в них, т. е. то немногое истинное, что есть в их учениях, находится в том, что сказал я».

Пессимистические нотки своей будущей философии А. Шопенгауэр усмотрел в философии греческого мыслителя — досократика Эмпедокла, который, по его словам, «вполне познал горесть нашего бытия, и мир для него, как и для истинных христиан, — юдоль скорби… В нашем земном бытии он видит состояние изгнания и горя…»[1501][1502]

   11.5.1.2. От теории познания к метафизике воли

Теперь, после реконструкции теоретических источников философии Шопенгауэра, можно переходить к оригинальной части его системы — метафизике воли, суть которой он заключил в следующей фразе: «Всю мою философию можно формулировать в одном выражении: мир — это самопознание воли»[1503].

Путь к метафизике воли лежит через теорию познания, исходным пунктом которой служит положение: мир — это мир человека, т. е. мир есть мое представление. Это понимание мира Шопенгауэр назвал кантовским и именно в нем он видел специфику и оригинальность своего учения, о котором писал: «С древнейших времен о человеке говорили как о микрокосмосе. Я перевернул это положение и показал, что мир — макро- антропос, ибо воля и представление исчерпывают сущность мира и человека. Совершенно очевидно, что правильнее учить понимать мир, исходя из человека»[1504]. Мир есть мое представление. Что это значит? Послушаем самого Шопенгауэра: «„Мир — мое представление"; — такова истина, которая имеет силу для каждого живого и познающего существа, хотя только человек может привнести ее в рефлективное, абстрактное сознание; и если он действительно это делает, у него возникает философское мышление. Тогда ему становится ясно и несомненно, что он не знает ни Солнца, ни Земли, а знает только глаз, который видит Солнце, руку, которая осязает} Землю; что окружающий его мир существует только как представление… Нет истины более несомненной, более независимой от всех других и менее нуждающейся в доказательстве, чем та, что всё существующее для по- н знания, следовательно, весь этот мир, — лишь объект по отношению к! субъекту, созерцание созерцающего, одним словом, представление»[1505].

\ Эта цитата примечательна прежде всего тем, что в ней четко обозна- I чена вся философская позиция Шопенгауэра. Хотя он и именует свою ос- ■ новную гносеологическую установку «мир есть мое представление» кан- : товской, это, безусловно, так, но лишь в известной мере, поскольку его! расхождение с великим кёнигсбергцем оказывается очевидным как только задаемся вопросом об источниках наших представлений. Как видно из | приведенной цитаты, для Шопенгауэра, как и для Канта, наш чувственный и мир есть не что иное, как явление или представление, он вполне идеален; или феноменален. Но если для последнего источник наших знаний, в том числе и представлений, находился по ту сторону субъекта, вне его, в част- | ности, в вещи в себе, которая аффицирует наши чувства, то для первого! этот источник внутри нас, внутри самого субъекта, который к тому же сам есть объект среди других объектов, т. е. является частью нашего мира.