История эллинизма - [510]

Когда возник этот антагонизм между монархической Македонией и свободным государством Ахейского союза, то по существу дела новые противоположные друг другу преобразования должны были во многих отношениях отразиться на остальные эллинские условия. В нашем дальнейшем изложении представятся несколько замечательных явлений в этом роде; мы уже говорили о знаменательных событиях в Спарте, неудача которых скоро должна была повести к более энергичному возобновлению.

Знаменательно прежде всего то, что при этих новых условиях образовался Этолийский союз. На первый взгляд он, конечно, казался демократическим и соединением разных племен и городов, подобно Ахейскому; но между обоими союзными государствами состояла такая же резкая противоположность, как, в сущности, и между самыми крупными конституционными державами нашей эпохи, между чисто историческим развитием одних и антиисторическим, рациональным других. [101] В Этолии давно уже существовало соединение отдельных общин в одну, если угодно, демократическую ассоциацию. [102] Но эта ассоциация далеко еще не сложилась в твердое единое государство. Отдельные личности или целые толпы подобно галатам отправлялись в набег или шли в наемники, куда кому вздумалось, хотя бы даже союзу угрожала жестокая война и великая опасность на его границах; [103] вот до чего ограничена была власть союза над правом и волею отдельной личности; он едва был в состоянии охранить своих членов от грабежа и насилия или по крайней мере обеспечить за ними возмездие. Это было вовсе не государственное, а варварское состояние, из которого остальная Греция в течение нескольких столетий успела уже выйти, благодаря образованию политий. Когда города вступали в союз и становились этолянами, как например, Павпакт или Амфисса, [104] то это надо было счесть упадком, понятным шагом к эпохе кулачного права и "доблестных набегов"; все это состояло в резкой противоположности с тем, что творилось в Ахейском союзе. По надписям оказывается, что этоляне захватили в свою власть суд Амфиктионов и воспользовались им с целью присуждать экзекуции, которые потом исполнялись, конечно, как бы по административному решению, в виде хищных набегов. [105] Для того, чтобы спастись от подобных вторжений отдельных личностей и панэтолийских общин как на суше, так и на море, необходимо было вступить в союз; в таком только случае стратег обязан был велеть возвратить добычу, и пострадавшие вольны были обратиться к этолийским судам за вознаграждением. [106] Можно с достоверностью предположить, что этот союз отнюдь не состоял, подобно Ахейскому, из одних только равноправных членов; в случайно сохранившейся заметке значится, что локры (опунтские) "не будучи в состоянии воспротивиться декрету этолян, предоставили решить царю Антигону, какую дань обязан выдать локрийский город". [107] Остров Кефалления был такого же рода данником, [108] и немыслимо даже, чтобы разбитые в открытом бою беотийские города, вынужденные затем примкнуть к союзу, [109] вступили в него равноправными членами. Они, вероятно, пользовались только покровительством; об этом, впрочем, не сохранилось никаких более подробных известии. Мы скоро увидим, что города в Пелопоннесе за исключением Элиды, также острова и лежащие по ту сторону моря Лисимахия, Халкедон, Киос пристали к Этолийскому союзу и назывались этолянами, все они сохранили свое прежнее правление с "советом и народным собранием"; [110] нигде не упоминается о том, чтобы эти дальние члены союза путем правильного и устроенного представительства принимали участие в совещаниях и выборах панэтолийских общим, чтобы они занимали места в союзном суде или совете. Они обращались к союзному ведомству не через своих представителей, а через посольства, и получали ответ также через посланников. [111] По этим немногим указаниям уже видно, что политическая организация старого союза была грубая, что она вовсе не отвечала высоким и развитым социальным идеям греческого мира той эпохи. К ядру старой панэтолийской общины приурочились неорганическая, безжизненная масса племен и политий, соседних и дальних, из которых одни обязаны были платить дань, другие состояли в шаткой дружбе с союзом, а иные под его покровительством, и все это подчинялось случайно сложившимся обстоятельствам.

Однако, это ядро Этолийского союза было настолько сильно и воинственно: что могло доставить действительную охрану своим членам. Этолийские воины без всякого сомнения были самые страшные во всем греческом мире; и всякий, кто пользовался сильной поддержкой союза, даже далеко за морем считал себя обеспеченным от всякой опасности. В случае нужды союз отправлял стратега с отрядом, поручив ему защитить угрожаемое место. [112] Неизвестно, придавался ли сборам обложенных податями мест такой смысл, что этим они как бы платили за оказанную им защиту со стороны союза, во всяком случае, боевую силу в нем составляли сами этоляне, и их положение можно в некотором роде сравнить с тем, какое Афины занимали некогда в образовавшемся против персов союзе.

Эти подробности послужат нам объяснением внешней политики Этолийского союза. Этоляне прежде всего охраняли себя и присоединившиеся к ним области от чужеземного насилия. Таким образом они со времен Александра не переставая вели борьбу с сильною Македонией и до сих пор ненарушимо удержали за собой свою стойкую самостоятельность. Чем обширнее становилась подчинившаяся их покровительству область, тем более обильные дани стекались к ним, тем чаще представлялся повод совершать добычные набеги. Новые создания, вроде Ахейского союза или вроде реформы Агиса в Спарте, наносили ущерб их интересам в том отношении, что при этом возникали новые боевые силы, которые в состоянии были воспротивиться их дерзкому кулачному праву, повредить их влиянию на охраняемую ими область; они дошли до того, что соединились с исконным врагом их союза, с Македонией, против Агиса и ахейцев. Этоляне отнюдь не имели в виду содействовать усилению Македонии; ревниво следя за се владычеством, они предоставляли Македонии расширяться лишь в таком случае, когда вместе с тем за ними обеспечивалась более выгодная добыча. Имевшийся в виду раздел Ахайи должен был послужить преимущественно их интересам. Он не удался; не прошло еще и двух лет после того, как этоляне в связи с ахейцами вели уже борьбу против Македонии. Лишь тогда, когда они были поставлены между этими двумя государствами, развилась у них политика; она на самом деле оказалась отважнее и решительнее, нежели робкая политика ахейских граждан. Сознавая свои силы, этоляне то и дело собирают под свою сень соседние и дальние области; они хотят быть поборниками греческого мира, и охраною его суждено быть не царю и его тиранам, ни мирным законам и договорам ахейских граждан, а скорее доброму мечу этолян; ему должен подчиниться и довериться греческий, мир. Эго гордое и самонадеянное сознание силы воодушевляло общину и их вождей; в каждой черте все еще проглядывала неистощенная, грубая самобытность этого племени; оно находилось в резкой противоположности с ахейским союзом.