История эллинизма - [509]
Отсюда вытекают два следствия: во-первых, действуя явно в качестве стратега союза (иначе его попытка не могла бы вменяться в вину союзу), Арат прибег к мерам, которые союзный совет не одобрил и не предлагал, оттого что иначе нельзя было бы избежать формальной войны или по крайней мере дипломатических переговоров вместо суда; а во-вторых, в мирном договоре находилось, вероятно, постановление, в силу которого спорные дела между государствами надлежало решать судебным порядком. Почему же однако Аристин жаловался именно в Мантинее? Разве союз и Аргос согласились передать этому городу третейский суд, как то делалось обыкновенно в Греции? Или не находился ли в Мантинее верховный суд македонян в Пелопоннесе, которому тираны добровольно подчинялись? [97] Последнее немыслимо, так как Ахейский союз, без сомнения, не признал бы такого судилища. По смыслу рассказа нечего и думать о суде, назначенном от разных государств полуострова.
Не вполне два года спустя после этого мира в Греции заключен был также мир в азиатских областях, как кажется, еще при жизни Антигона. Мы не знаем, принял ли он участие в соглашении между братьями Селевкидами и в египетском договоре, что, однако, весьма вероятно; его политика отличалась именно самою обширною и самою осмотрительною деятельностью. [98] Престарелый Антигон умер как раз в такое время, когда настало всеобщее спокойствие на востоке и западе. [99] Жизнь его была полна превратностей; он многого добивался, но малого достиг. Оглянемся назад: он наследовал право на македонский престол; галаты опустошали Македонию, претенденты и узурпаторы тревожили ее, цари молоссов, то и дело нападая, раздробляли и грабили ее; однако, благодаря долговременным поразительным усилиям, Антигон не только восстановил Македонию, обеспечил ее извне, урядил внутри, но и возвел ее из политического ничтожества опять в державу первой степени и, несмотря на возникшие вновь опасности, поддерживал ее с сравнительно скудными боевыми средствами; сильная Македония опять охраняла эллинские края от северных варваров. Потом с такой стороны, откуда меньше всего можно было ожидать этого, возникла для Антигона борьба, которая в самом деле была ему не по силам. Ему удалось преодолеть нападения властолюбивых государей и коварные козни их политики; однако, он не был в состоянии подавить обуявшее народы Пелопоннеса движение. Коренясь своими благороднейшими основами в развитии всеобщего образования, это движение оказалось неодолимым; хотя оно временно и было подавляемо то в одном, то в другом месте, но его никто не мог уже ни обуздать, ни поворотить вспять. Это движение с поразительною быстротою разорвало сеть, какою македонская политика с давних пор уже опутала большую часть Греции; оно в Ахейском союзе нашло хотя и не живое свое выражение, по крайней мере начатки социального строя, благодаря которому впервые оказались возможным истинное и законным путем организованное слияние нескольких политий в одно союзное государство. Такое федеральное устройство сильно увлекало находившиеся во власти тиранов и олигархов или одинокие немощные города; тем более, что оно само по себе уже порывалось распространяться все далее и далее; расширяя область основанного на равенстве и на известных принципах права, оно стремилось по возможности усилить и утвердить его. Таким образом в недрах так давно уже лишенного всякой энергии и самостоятельности греческого мира восстала против Македонии и против ее преобладавшего дотоле влияния сила, мощь которой состояла не в боевых ее средствах, а в том принципе, который она, хотя еше не осуществила, но все-таки заключала в себе. Какая широкая будущность предстояла этой новой социальной организации! До сих пор существенное значение Македонии в качестве великой державы состояло в отношениях ее к другим великим державам, к Сирии и Египту; греческие дела она считала как бы своими частными делами: и сама Греция, казалось, составляла как бы часть македонских владении. А потому, как поразило Македонию вдруг это мощное противоборство союза; она очутилась с ним в антагонизме и лишилась своего великого и широкого значения, запутавшись притом в сетях представших крайне затруднительных отношений. В Греции Антигон мог только поддержать консервативную политику; ему необходимо было добиться спокойствия именно здесь; и везде, куда ему ни удалось проникнуть со своим непосредственным владычеством, он способствовал образованию единовластия, тирании, которая, утвердившись фактически, служила лучшею гарантией внутреннего мира. Против этих-то лишь фактических состояний, против насильственного права чуждой власти или против внутренней тирании и восстало теперь неотъемлемое право автономии и народной свободы, и восстало притом с таким самоотвержением, что как та, так и другая добровольно отрекались от своих существенных атрибутов в пользу единства верховенства союза. Монархия со времен Филиппа и Александра пыталась воспрепятствовать раздроблению на мелкие части эллинских политий и в качестве лишь отдельных общин приурочить их к более обширному составу государства; но до сих пор это удавалось только отчасти, путем насильственной власти, и лишь настолько, насколько последняя успела утвердиться. Теперь та же самая мысль осуществилась вследствие нового, охватившего Грецию движения; она и сделалась душою Ахейского союза. Ахейские и дорийские, мелкие и крупные общины соединились уже, с тем, чтобы передать союзу свою державную власть, свое право вести войну и заключать мир; одинаковые меры и вес, одинаковая монета, одно и тоже коммерческое право, одна и та же администрация, равноправность для всех союзников, вот что связывало их; одно и то же союзное войско охраняло, одно и то же союзное ведомство управляло всеми. Полнее чем в какой-либо из монархий той эпохи проводилась тут идея однородной организации, но в связи с преимуществами свободной автономии; общинная самостоятельность каждого отдельного города, его местные привилегии, его финансы, его самоуправление находились под покровительством союза, а вместе с тем тот же город пользовался равным правом голоса в совещаниях союзного собрания.
