История догматических движений в эпоху Вселенских соборов - [4]

δεύτεραχώρα и имеетъ Своимъ Господомъ Отца. Въ некоторыхъ случаяхъ Логосъ изображается апологетами не въ такой мере обладающимъ божескими свойствами, какъ Отецъ. «Богъ и Отецъ всего, — пишетъ Феофилъ, — необъятенъ и не находится въ какомъ–либо месте, ибо нетъ места успокоения Его; Логосъ же Его, чрезъ который Онъ все сотворилъ, будучи Его силой и премудростью; Онъ хо–дилъ въ раю и беседовалъ съ Адамомъ». Та же мысль встречается и у Иустина: «не думайте, говоритъ онъ, что–бы Самъ нерожденный Богъ сходилъ откуда–нибудь. Неизреченный Отецъ никуда не приходитъ, не вместимъ даже въ целомъ мире». Такимъ образомъ, оказывается, что въ отношении къ вездесущию Отецъ и Сынъ не равны между Собой: Отецъ настолько безпределенъ, что не можетъ являться въ какомъ–либо месте и виде, Логосъ же можетъ. Отсюда прямо должно было следовать учение ο неравенстве Отца и Логоса (воплотившагося въ Христе) по существу, и если сами апологеты далеки были отъ этого вывода, то на это нужно смотреть, какъ на недостатокъ логической последовательности съ ихъ стороны. Понятно, что учение, осложненное столь важными недостатками, не могло пройти безследно, не вызвавъ собой реакции въ христианскомъ обществе. Оно нашло себе отпоръ въ монархианскихъ ученияхъ, развившихся въ конце второго века, но косвенно съ нимъ полемизуетъ уже Ириней, епископъ Лионский. Въ ряду церковныхъ писателей второго века Ириней занимаетъ особое место. Выходецъ изъ Малой Азии, ученикъ Поликарпа и Игнатия, онъ внесъ новую струю въ догматическое учение церкви, сделавшуюся важнейшимъ факторомъ въ дальнейшемъ развитии догматики. Противникъ всякой спекуляции, решительно отстранявший отъ себя все метафизическия проблемы, онъ является позитивистомъ и традиционалистомъ въ области теологии, опирается на разсказы старцевъ, св. Писание и предание и во главе своего полемическаго труда противъ гностиковъ ставитъ символъ веры, требуя отъ своихъ читателей безусловнаго послушания словамъ св. Писания. Непримиримый врагъ гностицизма, онъ все–таки многому научился отъ него, и его теология въ техъ особенностяхъ, въ какихъ она отли–чается отъ апологетовъ, определилась его полемикой съ гносисомъ. Въ противоположность гностическимъ системамъ, учившимъ ο безконечныхъ истеченияхъ Божества, онъ не только настаиваетъ на единстве Божескаго существа, но и определяетъ его, какъ совокупность всехъ идеальныхъ свойствъ. «Богъ есть весь духъ, весь чувство (sensuabilitas), вся мысль (еnnооёnа), весь разумъ, весь глазъ, весь светъ и источникъ всякихъ благъ». «Отецъ не мыслимъ безъ ума», но умъ есть Отецъ и Отецъ — умъ (sed nus Pater et Pater nus); «Богъ существуетъ, какъ весь умъ и весь Логосъ (totus existens mens, et totus existens logos); мысль есть Логосъ Его, и Логосъ есть умъ (mens) и всеобъемлющий умъ есть Самъ Отецъ (omnia concludens mens ipse est Pater . Такое конкретное понятие о Боге отнимало у Иринея всякую возможность допуститъ какое–либо развитие или изменение во внутренней жизни Божества: «Богъ не имеетъ въ Себе ничего древнейшаго или позднейшаго (nee aliud antiquius, nee poste rius), ho пребываетъ всегда равнымъ, подобнымъ себе и сохраняюпщмъ себя въ единстве (sine perseverante), и въ Немъ нетъ места ни для какого внешняго проявления (emissio) совершающагося въпостепенности (ordinationis). И Ириней решительно отвергаетъ учение апологетовъ ολόγος ενδίάθετος и λόγος προψορνχός, раскрывая его антропоморфическую подкладку. «Они говорятъ, — обращается онъ съ негодованиемъ къ последователямъ Василида, — что отъ Ума происходитъ Логосъ и Жизнь, создатели этой плиромы, представляя произведение Логоса, т. — е., Слова(Logi est verbi) на подобие человеческихъ свойствъ (afiectione hominum) и дерзко строя догадки ο Боге, какъ будто они измыслили что–либо великое, говоря, что Умомъ произведенъ Логосъ; между темъ все знаютъ, что это прилично говорить только ο людяхъ». Вместе съ этимъ и понятие его ο Логосе получило совсемъ иной смыслъ. Онъ Сынъ Божий всегда сосуществующий Отцу (semper coexistens Patri). «Логосъ, т. — е. Сынъ всегда былъ съ Отцомъ». Космологический принципъ въ понятии Логоса, господство–вавший у апологетовъ, Ириней старается устранить и на место его поставить онтологичеcкую идею ο Логосе, какъ постоянномъ самооткровении Божества. «Никто не можетъ знать Отца, если Логосъ Бога или Сынъ Его не откроетъ Его. «Чрезъ свой Логосъ, который есть Сынъ Его, чрезъ Heгo Отецъ открывается и объявляется всемъ»; всегда (semper) существуя съ Отцомъ, Сынъ Отца издревле (olim) и даже искони (ab initio) всегда открываетъ Отца ангеламъ, архангеламъ, Силамъ и всемъ, кому Онъ хочетъ открыться». Начатое до сотворения мира, это самооткровение Бога въ Логосе продолжается въ творении мира, въ истории человека и воплощении., «Логосъ открываетъ Бога Творца въ самомъ творении мира и въ образовании человека». Присущий всегда всему роду человеческому, Онъ особенно возвещаетъ ο Себе и Отце чрезъ законъ и пророковъ, и въ последнее время сделавшись видимымъ и осязаемымъ, явилъ всемъ людямъ своего Отца, потому что Отецъ есть невидимое Сына, а Сынъ есть видимое Отца. Какъ ипостасное откровение Божества, Логосъ представляетъ собой отдельную личность, и въ каждый моментъ своего бытия есть не только Логосъ Отца, существующий въ Немъ, но Сынъ Его, имеющий личную самостоятельность. Будучи образомъ Отца и выражениемъ Его существа, Онъ несравнимъ ни съ какой тварью и противостоитъ ей, какъ Творецъ ея, разделяетъ съ Отцомъ свойства невидимости и непознаваемости и пребываетъ съ Отцомъ въ неразрывномъ отношении. «Сынъ въ Отце и имеетъ въ Себе Отца». «Откровение Сына есть познание Отца». «Никто не можетъ знать Отца, если Слово Божие, т. — е. Сынъ Его не откроетъ Eгo, и Сына никто не можетъ познать, если Отецъ не возблаговолитъ ο томъ». Отецъ прославляется Сло–вомъ, но и самое Слово прославляется Отцомъ. Поэтому, Логосъ—Сынъ есть Богъ, истинный Богъ.