История цивилизации в Европе - [85]

Изыскивая причины этого великого события, противники реформации приписывали его несчастным случайностям, встретившимся на пути развития цивилизации, – тому, например, что продажа индульгенций была поручена доминиканцам, к общей зависти августинцев; Лютер был августинским монахом – и вот существенная причина реформации. Другие объяснили ее честолюбием светских государей, соперничеством их с духовенством, жадностью светской аристократии, желавшей завладеть церковными имуществами. Словом – религиозную революцию старались объяснить исключительно дурною стороною людей и человеческих дел – частными интересами и личными страстями.

С другой стороны, приверженцы, друзья реформации пытались объяснить ее исключительно потребностью преобразовать на самом деле злоупотребления, существовавшие в церкви. Они представляли ее удовлетворением всеобщих жалоб на духовенство, предприятием, задуманным и исполненным с одною только целью: восстановить церковь в ее чистом, первобытном виде. Ни одно из этих объяснений не может быть, кажется, признано основательным. Второе справедливее первого, по крайней мере, оно более соответствует обширности и важности события; однако я и его не считаю вполне точным. По моему мнению, реформация не была ни случайным результатом какого-нибудь отдельного события или личного интереса, ни простым стремлением к религиозному усовершенствованию, ни утопическим порывом к гуманности и истине. Причина ее была гораздо важнее; и эта причина господствовала над всеми частными побуждениями. Реформация была порывом свободы человеческого духа, новою потребностью судить и мыслить независимо, собственными средствами и силами, о таких фактах и идеях, которые до того времени Европа получала или принуждена была получать из рук авторитета. Это – великая попытка освобождения человеческой мысли или – чтобы назвать дело его настоящим именем – восстание человеческого духа против абсолютной власти в духовном мире. Таков, по моему мнению, истинный смысл и общий характер реформации.

Рассматривая, с одной стороны, состояние человеческого духа в ту эпоху, с другой – состояние духовной власти, церкви, в которой сосредоточивалось управление человеческим духом, мы замечаем следующее. Со стороны человеческого духа мы видим небывалую до тех пор деятельность и жажду развития и власти. Эта новая деятельность была результатом различных причин, накопившихся в продолжение нескольких столетий. Бывали века, когда одна за другой порождались ереси, игравшие некоторую роль в истории; они падали, уступая свое место новым; в другие века подобное же развитие получали философские учения. В промежуток между XI и XVI веками накопилась значительная масса умственных произведений как в религиозной, так и в философской сфере: наступила пора, когда это накопление должно было привести к какому-нибудь результату. Кроме того, все средства к образованию, созданные или покровительствуемые самою церковью, также принесли плоды свои. Из учрежденных в прежние столетия школ выходили люди с некоторыми познаниями; число таких людей увеличивалось изо дня в день; они захотели наконец мыслить сами собою, с полною независимостью, потому что чувствовали себя сильнее, чем когда-либо. Наконец, человеческий дух обновился возрождением древности; возник классицизм.

Все эти причины, вместе взятые, сообщали человеческой мысли в начале XVI века весьма энергичное движение, настоятельную потребность в прогрессе.

В совершенно другом положении находилось духовное правительство, духовная власть; она впала в состояние инерции, неподвижности. Политическое значение церкви, римского престола значительно уменьшилось; европейское общество уже перестало принадлежать церкви и подпало господству светских государей. Однако духовная власть сохраняла все свои притязания, весь свой блеск, все свое наружное значение. Она подверглась обыкновенной участи устаревших правительств: большая часть жалоб, направляемых против нее, перестали почти в то время быть основательными. Было бы несправедливо утверждать, что римский престол в XVI веке отличался особенною тираниею, что злоупотребления его, в собственном смысле слова, были многочисленнее, непростительнее, нежели прежде. Напротив, никогда, может быть, церковное правительство не было так сговорчиво, снисходительно, беспечно; оно было равнодушно ко всему, лишь бы только никто не оспаривал его законности и давнишних прав, из которых многие уже утратились, лишь бы только по-прежнему обеспечено было существование его и получались прежние доходы. Оно охотно оставило бы в покое человеческий ум, лишь бы только и ум в свою очередь оказал ему ту же услугу. Но когда правительства ослабевают и делают меньше зла, тогда именно они и подвергаются нападениям, которые тут только становятся возможными, а прежде были неудобоисполнительными.

Это беглый очерк состояния человеческого духа и духовного правительства достаточно подтверждает справедливость сказанного нами о характере реформации; она была произведена порывом свободы, великим восстанием человеческого разума. Вот без сомнения, главная ее причина, господствующая над всеми прочими, над всеми отдельными интересами народов и государей, наконец, над потребностью в преобразованиях, в исправлении недостатков, на которые жаловались в то время.