История четырех братьев. Годы сомнений и страстей - [26]

— Война, — сказал он чужим голосом. — Двое дерутся, третий не лезь.

— Он не воевал. Он дома сидел, как и наш Санька, — сказала мать.

И отец стал говорить, что и в горячке боя были напрасные жертвы.

— Нет, — сказал он, — ни тех, что с Зубиным расправились, ни этого, целившего в Санькину грудь, не оправдываю! — И добавил угрюмо: — Вот, значит, как они революцию понимают…

«Они» — это относилось к человеку, которого увел Фонарев.

Из рассказа отца можно было составить картину последнего дня боя. Под покровом ночи раскрылись высокие ворота Крепости, и оттуда тесными группами, скорым скользящим шагом вышли вооруженные люди. Вдоль заборов, по кривым улочкам, только снег скрипит под ногами, пробирались они на окраины, где такие же вооруженные отряды тринадцатый день держали оборону. Среди окраинных слышен был разноязычный говор: русский, татарский, калмыцкий, киргизский — это пришла к солдатам и рабочим подмога из уездов. И, соединившись, всей массой ударили они ранним утром по центру города, взяли в клещи.

— Думаешь, это началось сразу? — сказал отец. — Считай, с сентября прошлого года, когда казачество отозвало своих представителей из Совета.

Он помолчал, усмехнулся.

— Дураки! Им бы тихонько войти в Крепость, взять нас, а они бабахнули из пушки, ну и… подали нам сигнал. Может, и так ворвались бы, да веришь ли: один наш пулеметчик за пулеметом «Гочкис» залег у ворот Крепости и отразил нападение. И еще достал огнем расчет единственного на первых порах орудия, что было выставлено против нас в конце Московской улицы. Конечно, и сам весь был изранен… А в Крепости окопчики — наспех отрытые. А сигнал наш перед наступлением слышали? Гудки заводов, колокольный звон. И выстрел из пушки — у противника отобранной. Флотские ребята помогли нам. Ледокол «Каспий» разбил лед, не дал казакам переправиться с Форпоста и захватить порт. Он замолчал вновь — ненадолго.

— Захватили они, значит, магазин братьев Гантшер, здание бывшего войскового управления и Гостиный двор, а через бойницы двора можно бить на выбор любого в Крепости на расстоянии от ста до пятисот шагов — самое большее. И вот… трудно было решиться, сердцем переживали, а выхода нет: поджечь эти здания. Ты знаешь магазин Гантшеров — красавец дом. Маркизы над окнами, шелковые портьеры на втором, на третьем этажах… Словом, выполнили. Много тут наших полегло. А после откуда-то взялись мародеры, грабить стали. А мы по ним из винтовок…

— А штурм был? — спросил Саня.

— Был штурм.

Фонарев вернулся не так скоро, как обещал, и особенных сведений не принес. В Крепости он не застал никого, кто властен был принимать то или другое решение. К тому же и хлопот по горло — недосуг. Открывался губернский съезд Советов, назначенный было еще на 15 января.

Съезд закрепил победу Советской власти в Астрахани.

3

Сразу после январских боев Санька записался в отряд Красной Гвардии.

Кончилось за городской заставой занятие отряда. Смеркалось. Инструктор по стрельбе, не считая, собрал в ящик патроны. Красногвардейцы разбрелись.

Саньку ждали дома ужинать. Внезапно стекла дрогнули от винтовочных выстрелов, заглушивших голоса Вовы с Алешей. Отец схватился за шапку.

— Может, шальные, может, чужие партизанят, — сказал он. — Пойду погляжу. Вы сидите, ребята.

Ребята побежали за ним. Они прошли квартал, и тут дорогу им преградил Санька с винтовкой в руках. Он не срезу узнал их. Узнав, ударил Алексея по плечу:

— А я вас издали не узнал. Смотрю — гимназист идет. Я и подумал: «Не этот ли гимназист из пистолета стрелял?»

— А кто стрелял? В кого?

— Кто — неизвестно. У меня случайно три пули остались, я зарядил и кинулся искать. Ну и дал в воздух три раза…

— И сколько еще в вас детской глупости, боже ты мой! — сказал отец. И к Саньке: — Пойдем! При мне сдашь винтовку!

— Вот какая история, — сказал Алешка, подытоживая прежние и настоящие злоключения своих братьев: — Газетный король обанкротился, а генерала разоружили!

Глава пятая ГДЕ ОН — ТАКОЙ УГОЛОК?

1

Пока братья учились, играли, бегали в кинематограф, растаяли льды, пронеслись весенние грозы, и настало лето, знойное, душное, пыльное, такое же, как год назад. Из раскрытых окон — звуки граммофона, цыганский романс: «Соколовска-а-я гита-а-ра…»

Братья хаживали за город с товарищами: ловили рыбу, жгли костры и варили уху. В начале июня пришло письмо от Ильи. Он сдал экзамены и определился на лето медбратом в госпиталь. Он не хочет быть обузой для семьи.

Тем временем на севере от города, на западе и на востоке всходило зарево гражданской войны. Ширилось, разрасталось. Оно и в городе вспыхивало порой. После январских боев и приказа о роспуске астраханского казачьего войска казачество поудержало оружие. И затаилось. И не одно лишь казачество… В марте опасались выступления казаков, и город приказом властей был объявлен на военном положении. И в апреле был объявлен: угроза исходила от «Союза демобилизованных», частично разоруженного, однако все еще опасного для революции. Тем временем центральные газеты, плакаты призывали граждан вступать в Красную Армию и по городу расклеены были воззвания: «Товарищи, революция в опасности!..»