История целибата - [18]
Высочайший престиж и редкое обновление состава делало положение весталок столь же желанным, насколько исключительным. Новообращенные принимались после сложной процедуры отбора, проводившегося в среднем раз в пять лет. Сама эта процедура была жесткой: претендентками отбирались девочки от шести до десяти лет от роду, происходившие из патрицианских семейств, физически безупречные и здоровые психически, матери и отцы которых тоже пребывали в добром здравии.
На первом этапе отбора Pontifex Maximum – верховный понтифик или главный жрец города из всех претенденток отбирал двадцать девочек. Все имели равные шансы, поскольку будущие весталки выбирались по жребию. Как же, должно быть, волновались двадцать пар родителей и другие родственники, не говоря уже о молоденьких соперницах! Высшая точка напряжения наступала тогда, когда верховный понтифик, указывая на победительницу, брал ее за руку и произносил ритуальные слова: «Te, amata, capio!» – «Тебя, возлюбленная, принимаю!» Это была формула посвящения в сообщество весталок.
Новая весталка сразу же становилась новой личностью. Теперь она уже не принадлежала к собственной кровной семье, даже если речь шла о наследовании. Она освобождалась от власти отца (patria potestas), ей гарантировалась юридическая независимость и выделялось значительное приданое. После этого ее брали в атриум Весты – просторное помещение, примыкавшее к храму Весты, которое, как правило, до конца жизни становилось ее единственным домом.
В атриуме Весты маленькая весталка встречалась со своими пятью коллегами. Отдавала она себе отчет в том, что теперь эти женщины навсегда станут единственными близкими ей людьми? Скучала она уже по родителям, братьям и сестрам, по дому? А когда под бдительным взором старшей весталки (Virgo Vestalis Maxima) малышке стригли длинные волосы, дрожали у нее губки, выступали слезы на глазах?[62]
Стрижкой изменения не ограничивались. Маленькая весталка снимала свою одежду и переодевалась во все белое: подпоясанную в талии веревкой длинную тунику без рукавов, на которую она накидывала еще одну свободную, широкую тунику, а голову ее покрывала похожая на диадему повязка, украшенная лентами. В таком одеянии, с покрытыми подстриженными волосами, она давала обет целибата: девочка клялась сохранять непорочность, по крайней мере, на протяжении тридцати лет. Она, конечно, не понимала тогда последствий этого обета, но по истечении трех десятилетий – первые десять лет она училась, вторые делала то, чему ее научили, а третьи десять лет обучала новообращенных – она могла уйти из весталок и вернуться к обычной жизни, от которой ее оторвали в детстве. Она могла даже выйти замуж, хотя на деле после тридцати лет привилегий и могущества мало кто из весталок отказывался от прекрасной жизни, которую они вели, чтобы выйти замуж. А те, кто все-таки на это решался, потом, как говорили, очень об этом жалели[63].
Перед избранием весталки ее родители наверняка разъясняли ей серьезность дававшегося ею обета и жуткие последствия, которые ее ждали в случае его нарушения. Но в шесть или восемь лет вряд ли девочка вполне понимала, что на деле означает этот священный целибат. Лишь годы спустя, когда тело ее формировалось окончательно, ей предстояла тяжкая борьба между охватывавшими ее сексуальными желаниями и риском быть похороненной заживо на Campus Sceleratus – Злодейском поле.
Помимо неукоснительного соблюдения целибата, главная обязанность весталок заключалась в поддержании священного огня в храме Весты. Не меньше восьми часов в день этим усердно занимались группы из двух весталок. Но иногда, несмотря ни на что, огонь гас. Наказания за это полагались жестокие. Верховный понтифик находил и наказывал виновную, отводил ее в темное место, раздевал догола, прикрыв занавеской, а потом собственноручно бичевал.
Жестокость наказания вполне соответствовала тяжести совершенного весталкой преступления, поскольку хладный пепел оставался не от обычного огня, а от символа жизни и религии государства. Если он гас – за исключением мартовских ид, когда верховный понтифик вновь возжигал огонь, – весь Рим охватывали страх и ужас. Ответственность за то, чтобы этого не произошло, возлагалась на шестерых самых превозносимых женщин Рима.
Римляне высоко ценили женскую непорочность – девственность весталок и девушек, верность замужних женщин, – в чем-то относясь к ней с таким же трепетом, как к негасимому огню, полагая, что целомудренная женщина скорее умрет, чем потеряет честь. Логическим следствием этого коллективного наваждения было требование к женщинам, ответственным за поддержание священного огня, под страхом смерти хранить невинность в течение тридцати лет. Целибат весталок служил основополагающей гарантией их чистоты и неподкупности – главных качеств, связанных с такими серьезными государственными обязанностями.
В основном весталки соблюдали данные ими обеты, и достойное поведение обеспечивало им повсеместное уважение и многочисленные привилегии. Они могли давать показания в суде, не принося присягу, им доверяли священные реликвии и ценные документы. Их повсюду сопровождали
