История болезни. В попытках быть счастливой - [16]

Весь 2005 год оборачивался большими проблемами по всем фронтам. По мере разочарования в силе всякой нетрадиционной хиромантии в моей жизни снова возникали традиционные врачи. Когда-то мне говорили, что если прокапывать гормоны с какой-то периодичностью, то можно избежать обострений рассеянного склероза. А поскольку состояние мое без выраженных обострений, но постоянно и очень заметно ухудшалось, я решила, не дожидаясь аврала, лечь на капельницу. Но оказалось, что пользы от этой экзекуции уже никакой. Уже поздно. Никакого эффекта, кроме жуткого сердцебиения, на сей раз гормоны мне не принесли. Я только еще больше ослабела от трехдневного лежания на неудобной больничной кровати.

2006

Он забирал покруче.

В марте арестовали счета “Открытой России”.

С утра раздался звонок Мишки Яструбицкого:

– Ирка, приезжай срочно, у нас арестовали счета.

Счета у “Открытой России” были в двух банках. В банке “ТРАСТ”, родном, “Менатеповском, и еще в одном, названия которого не напишу, дабы не портить людям жизнь. Так вот, трусы из банка “ТРАСТ” (крепкие орешки – см. рекламу с Брюсом Уиллисом) остановили движение по нашим счетам, имея всего лишь устное распоряжение из прокуратуры. Правильные люди из неназываемого банка в аналогичной ситуации повели себя по-другому. Их героизм заключался всего лишь в выполнении закона. Они позвонили нам и предупредили, что попросили у прокуроров письменное распоряжение об аресте счетов. А это значит, что у нас есть банковский день для того, чтобы раскидать деньги по утвержденным проектам. Миллиона два раскидали мы за этот подаренный нам день: в четырнадцать региональных филиалов, моим журналистам, в “Общественный вердикт”.

Не знаю, выбрали ли наши недруги дату ареста счетов случайно или ждали, когда на счет придут деньги. Дождались. До сих пор на заблокированных счетах “Открытки” болтается около пяти миллионов долларов. Или их уже изъяли в пользу государства? Мы тут с Яструбицким размечтались, что тайное станет явным, зло будет повержено, Ходорковский выйдет на свободу, нам вернут наши пять миллионов – и мы воссоздадим закрытую “Открытку”.

Но тогда, в 2006-м, надо было увольнять людей, переезжать в маленькое помещение, чтобы как-то закончить проекты. Ощущение пустоты не возникло сразу. Не то чтобы была надежда, что счета заблокированы ошибочно, а прокуратура вдруг признает свою оплошность и деньги вернутся. Нет, конечно. За два с половиной года, прошедших с ареста Миши, мы привыкли работать с постоянным ощущением близкой опасности. Уверенности в том, что конец нашего проекта где-то совсем рядом. На следующей неделе, через месяц, вот-вот… С арестом счетов это ощущение усилилось. Впрочем, это чувство, когда внешне еще все выглядит так же – звонят телефоны, подписываются бумаги, мы все каждый день приходим на работу, а на самом деле все плохое уже свершилось, произошло, было у меня в Центральном банке в 1998-м после дефолта. Но тогда я была маленькой частью большой корпорации, за меня все решали другие. Мне же оставалось по возможности с честью выходить из ситуации, в которой я оказалась неожиданно для себя. В “Открытой России” все было по-другому. Меня спрашивали сотрудники – увольняться или ждать, подавать ли в суд, бежать ли за границу, а если “да”, то где занять денег и как долго там жить. Я была за главного начальника. На тот момент я была заместителем председателя правления “Открытки”. А председателем был з/к Ходорковский.

За себя страшно не было. Я подстраховалась, как мне казалось. Я наконец-то оформила инвалидность. Дело было до истории с приковыванием в больнице к кровати смертельно больного юриста ЮКОСа Василия Алексаняна. Я верила, что моя инвалидность кого-то остановит. Не будут же они меня сажать в тюрьму на инвалидном кресле? Я боялась за нашего исполнительного директора и главного бухгалтера, честных ребят с правом финансовой подписи. В постановлении об аресте счетов были слова про отмывание денег или что-то в этом роде. Но вроде пронесло.

Сразу после ареста счетов мне позвонили два человека. Первым был МихМих Касьянов. Он выразил уверенность в том, что мне нужны деньги. Он не спрашивал, нужны ли. Он утверждал. Еще как были нужны!!! Надо платить за телефоны, интернет, уборку трех крошечных комнат, в которых сгрудился весь “Открыткин” арьергард. Надо дать хоть по три тысячи рублей увольняющимся без зарплаты за отработанный месяц и выходного пособия простым сотрудникам. Надо платить адвокату, потому как мы все же решили обратиться в суд. Мы – трудовой коллектив, ибо, оставив нас без причитающихся нам денег, прокуратура нарушила ни больше ни меньше как сам Гражданский кодекс. Не трудно догадаться, что за год мы проиграли все стадии процесса и все кассации – Тверской районный, Мосгорсуд, Верховный… Отправили бумаги в Страсбург, откуда и ждем привета по сей день.

Вторым позвонившим был Егор Тимурович Гайдар. Он также с утвердительной интонацией спросил, не хочу ли я быстро переложить трудовую книжку из “Открытки” к нему в институт.

– Ирочка, ну вы понимаете, если что, пусть они имеют дело со мной.

“Крышу” предложил, говоря “их” языком. Дорогого стоила такая “крыша” в тот момент.