История богослужебного пения - [37]

Однако Патриарх Иосиф, бывший сначала противником единогласного пения, по настоянию защитников многогласия, в конце концов решился обратиться за разрешением этого вопроса, к константинопольскому Патриарху Парфению: «Подобаетъ ли въ приходскихъ церквахъ и монастыряхъ вводить единогласие в богослужении?» Когда константинопольский Патриарх грамотой 16 августа 1650 г. одобрил единогласие, то, с согласия целого собора русских иерархов и Патриарха Иосифа, царь Алексей Михайлович в 1652 г. указом предписал, а Собор 1666–1667 гг. уже соборно постановил: «Церковное все славословие чинно и немятежно и единогласно и гласовое пение пети на речь». Та-ким образом, практика многогласия и раздельноречия была окончательно осуждена и запрещена.

Для систематического исправления хомового текста на речь с благословения Патриарха Иосифа по указу царя Алексея Михайловича была создана специальная комиссия дидаскалов, «отлично знавших церковное пение», числом в 14 человек. Однако свирепствовавшая в России и в Москве чума прервала работу комиссии. Новая комиссия была составлена в 1668 г из шести человек во главе со справщиком при Печатном дворе старцем Александром Мезенцем. Комиссия имела в своем распоряжении древние хоратейные йотированные рукописи за 400 лет и более и по ним исправляла на речь хомовые книги, иногда даже с точным указанием, что «сего стиха в новыхъ минеяхъ нетъ, но в древнихъ». Правленное наречное пение было встречено почти полным сочувствием даже в среде ревнителей старины, противников книжного исправления. В послании к «рабам Христовым» протопоп Аввакум пишет: «А пение подобаетъ пети въ церквахъ православныхъ единогласно и на речь против печа ти. Наречное пение я самъ до мору, на Москве живучи, виделъ, переводъ писанъ при царе Феодоре Ивановиче, и обиходъ и прочее. Я по немъ самъ пелъ у Казанские многажды. Оттоле и доднесь пою единогласно и на речь, яко праведно, яко по Писанию» [72, с.88].

Так завершился период раздельноречия, или хомонии, и начался период нового истиноречия. Справщики, возглавляемые старцем Александром Мезенцем, исполнили возложенное на них поручение с большим успехом и с замечательным знанием дела. Той же комиссии поручено было заняться печатанием но-воисправленных истиноречных нотированных книг. Для облегчения печатания Александр Мезенец предложил устранить киноварные пометы и ввести черные тушевые признаки, позволяющие осуществлять печать в один цвет. В 1678 г. на московском Печатном дворе был отлит полный состав безлинейных знаменных нот, однако этот набор знаков знаменной нотации так и остался неиспользованным. Бурный и сокрушительный натиск европейской линейной нотации, а также резкое сокращение количества людей, знающих крюковую нотацию, сыграли роковую роль в судьбе печатания крюковых певческих книг, ибо с исхода XVII в. все певцы Русской Церкви совершали богослужебное пение по нотолинейным рукописям. Что же касается печатания нотолинейных речевых певческих книг, то оно начало осуществляться только в 1772 г., когда по благословению Святейшего синода в первый раз были напечатаны Ирмолог, Октоих, Праздники и Обиход. Неоднократно переиздаваемые вплоть до 1917 г., книги эти донесли до наших дней в общедоступной форме верный православной традиции и благословленный Церковью пример правильного соединения истиноречного текста с мелодикой знаменного распева. Этот образец должен быть фундаментом и отправной точкой для всех практически изучающих богослужебное пение Русской Православной Церкви.

14. Древнерусская теория богослужебного пения

Все неповторимое своеобразие древнерусской теории пения проистекает от того, что византийская певческая система была изначально воспринята на Руси через старовизантийскую (или палеовизантийскую) нотацию, то есть нотацию, абсолютно не знающую диастематического, интервального принципа. Это оказало решающее воздействие на все становление древнерусского теоретического мышления. Если для византийской певческой системы палеовизантийская нотация явилась лишь историческим эпизодом, лишь одной из стадий становления нотации, вслед за которой последовали средневизантийская и поздневизантийская нотации с безраздельным господством диастематического принципа, то русская крюковая нотация оставалась на недиастематических позициях вплоть до середины XVII в. Византийские нотационные реформы XII и XIV вв. не оказали никакого влияния на Руси, несмотря на обширные русско-византийские связи. Подобная невосприимчивость к повышению точности фиксации звуковысотного уровня была отнюдь не случайна, ибо присущая русскому сознанию ревность к чистоте богослужебного пения заставляла видеть в этом уточнении сползание богослужебной певческой системы в систему музыкальную. В теории небесного ангельского пения, образом которого являлось православное пение, невозможно было допустить мышления и оперирования вещественными, земными параметрами, каковыми являются высота и продолжительность звука, ибо ангельское пение, будучи невещественным по своей природе, не могло быть и описано откровенно вещественным способом. В результате древнерусская теория пения не оперировала отдельными точками — звуками, из которых складывалась картина интонационного процесса, но непосредственно описывала самый процесс. Статическому звукоряду музыки был противопоставлен динамический звукоряд богослужебного пения, или так называемый «звукоряд строки»