История Билли Морган - [96]
– Ну-ка, ну-ка, о чем вы тут шепчетесь, голубки, а?
Терри злобно посмотрел на нас, показав коричневые гнилые зубы и мерзкую болячку в углу рта. Это выглядело отвратительно, но еще отвратительнее было его смрадное, гнилостное дыхание. Меня затошнило; я притворилась, что закашлялась, когда он наклонился ко мне, сунув мне в руку полупустую бутылку, английского хереса, а Микки – холодный «Будвайзер», новомодное американское пиво, ставшее популярным у парней.
– Вот держите, держите, выпейте, давайте повеселимся. Я уезжаю, сваливаю, сваливаю отсюда, перебираюсь в Амстердам, вот куда, самое место для такого парня, как я, оторвусь на славу, там отличная дурь, да еще голландские телки. – Он захихикал, захлюпал носом. Пузыри кровавых соплей вылезли из его ноздрей, и он вытер их тощими пальцами. – Как тебе это американское пойло, Мик? Слабенькую мочу, на мой вкус, наливают янки. Только хмеля нет. Понял? Никакого хмеля, бля… – Он согнулся пополам, хрипя от смеха над своей шуткой. Я снова посмотрела на Микки, подняв брови.
Терри это заметил. У спидовых настроение меняется невероятно быстро: его истерика сменилась паранойей. Его лицо словно втянулось внутрь, и зеленовато-желтые глаза заполыхали.
Он наклонился ко мне, тощая шея неестественно вытянулась, и он по-кошачьи на меня зашипел:
– Ты зачем сюда явилась, а? Зачем? А? Ты…
Микки положил руку на плечо Терри.
– Успокойся, приятель, расслабься. Мы заехали за успокаивающим; если не можешь помочь, без обид…
Терри затих, бормоча:
– А, верно, верно. У меня всегда найдется. Вы едете ко мне, когда вам чего нужно, иначе…
Он встал, продолжая бормотать, и принялся шарить в кухонном шкафу рядом с обогревателем. Я услышала, как он разговаривает сам с собой, и потянула Микки за рукав.
– Не надо мне было тебя просить об этом, прости, – в отчаянии прошептала я. – Давай просто уедем, а? Пойдем…
Быстрее, чем я считала возможным для человека в таком состоянии, Терри развернулся и бросился на Микки. В его руке был старый, времен Первой мировой войны, штык, тускло-серая сталь с зазубренными краями. Я знала этот клинок: он ходил по рукам, но никто не хотел оставлять его у себя; было в нем что-то – что-то нехорошее; у нас были свои суеверия – скверные клинки, проклятые байки, неживые вещи, на которых лежало какое-то заклятье. Терри получил клинок в обмен на какие-то запчасти. Он показывал его в пабе, взвешивая в руке, рассуждая о том, сколько человек им прирезали. А теперь прижал его к горлу Микки.
С его губ свисала толстая белая слюна, желтые глаза вылезли из орбит, покраснели.
– Вы, мудачье, слишком хороши для таких, как я, да? Ты и мисс Высокомерие, и этот ёбаный Карл за вами, о да, мы все знаем, мы все знаем, что это он решает. А в пабе я не стою даже вашего плевка, так? Не желаете проводить, бля, свое ёбаное время с таким дерьмом, да? Но когда вам кое-что надо, тогда – ах, Терри, разреши войти? Ах, Терри, мы с тобой выпьем… Да, вы приходите ко мне, когда вам нужна дурь, мудилы, я видел, как вы шептались, гоготали. Ну, теперь-то не гогочете… А? Возьму и уделаю тебя. Тебя и твою пизду. И никто меня не найдет, потому что я сваливаю и никогда не вернусь, меня никогда…
Тяжелое лезвие дрожало в его руке, сквозь отчаянный стук сердца и прилив адреналина я увидела, что Микки пытается увернуться, зайти сбоку, но Терри тоже это заметил, он поднял нож, завизжал и двинулся вперед…
И тут меня охватила слепая ярость, точно сработал детонатор бомбы; ублюдок, он не должен поранить Микки, вонючий мудак; я бросилась на него, всем телом его толкнув, он рухнул на пол, я упала на него сверху; не думая, рефлекторно, я схватила его за рубашку и ударила головой о каменный пол: раздался тошнотворный хруст.
Я сразу же слезла с Терри, а Микки выхватил штык из его вытянутой руки и забросил на диван. Терри не шевелился. Я повернулась сказать Микки, что нужно сваливать, пока Терри не пришел в себя. Я понимала, что с Терри неладно, но не понимала, что случилось; почему он выгибается дугой и трясется, а глаза закатились, точно от удара током. Я закричала и вцепилась в Микки, мы оба отпрянули от этих содрогающихся, трясущихся конечностей.
Затем это прекратилось. Мы с Микки стояли посреди грязной, отвратительной комнаты, в ужасе вцепившись друг в друга, а Терри неподвижно лежал на полу, и тут мы оба поняли: что-то не так, – и на секунду нам обоим показалось, будто мы слышим ужасный рев, точно вихрь пронесся по дому, и я спрятала лицо у Микки на груди, мы оба съежились, а потом все закончилось. В комнате стало абсолютно тихо, тишина и холод, как на высокогорном озере.
Мы стояли, застыв, и смотрели на Терри. Я опустилась на колени и осторожно тряхнула Терри за плечо.
– Терри, Терри, ты… Терри, я вызову «скорую», Терри, ты можешь… – Я посмотрела на неподвижного Микки: лицо у чего было абсолютно белым. Я еще раз потрогала Терри за плечо, его голова вдруг дернулась, я в испуге отпрянула и скрючилась на полу, ожидая, что Микки заговорит, сделает что-нибудь, но он лишь стоял и молчал.
И тут впервые накатила паника. Она разрасталась у меня внутри, разливаясь по конечностям, горячая, точно кипящее масло. Я не могла заставить себя еще раз прикоснуться к Терри, но, трясясь и уговаривая себя, попыталась нащупать пульс на безжизненной руке. Ничего. Наверное, я ошиблась. Я попыталась еще раз.
Как поступит королева альтернативной комедии, если выяснится, что ее парень – серийный убийца? Любимица публики, яростная, мудрая и нежная артистка Джейми Джи обладает невероятным талантом смешить – а также талантом из множества потенциальных поклонников всякий раз выбирать обладателя почетной медали «Совершенно Не Тот Парень». Ее менеджер и лучшая подруга Лили Карсон, друг детства цыган-полукровка Гейб и Моджо, трансвестит поразительной красоты, много лет терпеливо минимизировали ущерб от череды безнадежных придурков, которые ухлестывали за Джейми и эффектно ее бросали.
Эта книга перевернет ваше представление о людях в форме с ног на голову, расскажет о том, какие гаишники на самом деле, предложит вам отпущение грехов и, мы надеемся, научит чему-то новому.Гаишников все ненавидят. Их работа ассоциируется со взятками, обманом и подставами. Если бы вы откладывали по рублю каждый раз, когда посылаете в их адрес проклятье – вслух, сквозь зубы или про себя, – могли бы уже давно скопить себе на новую тачку.Есть отличная русская пословица, которая гласит: «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива».
Чем старше становилась Аделаида, тем жизнь ей казалась всё менее безоблачной и всё менее понятной. В самом Городе, где она жила, оказывается, нормы союзного законодательства практически не учитывались, Уголовный кодекс, так сказать, был не в почёте. Скорее всего, большая часть населения о его существовании вовсе не подозревала. Зато были свои законы, обычаи, правила, оставленные, видимо, ещё Тамерланом в качестве бартера за городские руины…
О прозе можно сказать и так: есть проза, в которой герои воображённые, а есть проза, в которой герои нынешние, реальные, в реальных обстоятельствах. Если проза хорошая, те и другие герои – живые. Настолько живые, что воображённые вступают в контакт с вообразившим их автором. Казалось бы, с реально живыми героями проще. Ан нет! Их самих, со всеми их поступками, бедами, радостями и чаяниями, насморками и родинками надо загонять в рамки жанра. Только таким образом проза, условно названная нами «почти документальной», может сравниться с прозой условно «воображённой».Зачем такая длинная преамбула? А затем, что даже небольшая повесть В.Граждана «Кровавая пасть Югры» – это как раз образец той почти документальной прозы, которая не уступает воображённой.Повесть – остросюжетная в первоначальном смысле этого определения, с волками, стужей, зеками и вертухаями, с атмосферой Заполярья, с прямой речью, великолепно применяемой автором.А в большинстве рассказы Валерия Граждана, в прошлом подводника, они о тех, реально живущих \служивших\ на атомных субмаринах, боевых кораблях, где героизм – быт, а юмор – та дополнительная составляющая быта, без которой – амба!Автор этой краткой рецензии убеждён, что издание прозы Валерия Граждана весьма и весьма желательно, ибо эта проза по сути попытка стереть модные экивоки с понятия «патриотизм», попытка помочь россиянам полнее осознать себя здоровой, героической и весёлой нацией.Виталий Масюков – член Союза писателей России.
Роман о ЛЮБВИ, но не любовный роман. Он о Любви к Отчизне, о Любви к Богу и, конечно же, о Любви к Женщине, без которой ни Родину, ни Бога Любить по-настоящему невозможно. Это также повествование о ВЕРЕ – об осуществлении ожидаемого и утверждении в реальности невидимого, непознаваемого. О вере в силу русского духа, в Русского человека. Жанр произведения можно было бы отнести к социальной фантастике. Хотя ничего фантастичного, нереального, не способного произойти в действительности, в нём нет. Скорее это фантазийная, даже несколько авантюрная реальность, не вопрошающая в недоумении – было или не было, но утверждающая положительно – а ведь могло бы быть.
Если вам кто-то скажет, что не в деньгах счастье, немедленно смотрите ему в глаза. взгляд у сказавшего обязательно станет задумчивый, туманный такой… Это он о деньгах задумается. и правильно сделает. как можно это утверждать, если денег у тебя никогда не было? не говоря уже о том, что счастье без денег – это вообще что-то такое… непонятное. Герой нашей повести, потеряв всех и всё, одинокий и нищий, нечаянно стал обладателем двух миллионов евро. и – понеслось, провались они пропадом, эти деньги. как всё было – читайте повесть.
Рут живет одна в домике у моря, ее взрослые сыновья давно разъехались. Но однажды у нее на пороге появляется решительная незнакомка, будто принесенная самой стихией. Фрида утверждает, что пришла позаботиться о Рут, дать ей то, чего она лишена. Рут впускает ее в дом. Каждую ночь Рут слышит, как вокруг дома бродит тигр. Она знает, что джунгли далеко, и все равно каждую ночь слышит тигра. Почему ей с такой остротой вспоминается детство на Фиджи? Может ли она доверять Фриде, занимающей все больше места в ее жизни? И может ли доверять себе? Впервые на русском.