История безбрачия и холостяков - [19]

Таким образом, девственность весталок не была пожизненной: они могли выйти замуж по окончании священного служения. Но так как некоторым из них к этому времени было около 40 лет, они иногда предпочитали продолжить священное служение. Есть свидетельства, что некоторые из весталок находились при храме до 60 лет. Однако они не были затворницами, и уподобление их монахиням неверно. После того как на территории Рима распространилось христианство, весталки были упразднены.

Таким образом, истоки новых взглядов надо искать не у древних священнослужителей, хотя некоторые культы и требовали чистоты и непорочности. Несомненно, на их формирование повлияла греческая философия, особенно платоновская идея разделения тела и души. Однако самые значительные изменения происходят в I веке до н. э. в иудейской среде.

Библия настаивает на обязанности каждого человека жениться. Но есть и исключение — Книга пророка Иеремии. Разумеется, мрачный и пессимистический настрой его пророчеств объясняется обстоятельствами вавилонского пленения. «Не бери себе жены, и пусть не будет у тебя ни сыновей, ни дочерей на месте сем» — так советует он сынам Израилевым (Иер. 16:2). Этот запрет связан с ожесточенным желанием пророка отнять у народа Израиля всякую надежду и утешение. Слова Иеремии не имели бы такой силы, если бы его безбрачие не выглядело исключительным и непонятным в иудейской среде, где и священнослужители, и пророки не освобождались от обязанности жениться. По его словам, нельзя жениться, ибо дети умрут от смертельных болезней «и не будут ни оплаканы, ни похоронены» (Иер. 16:4). То есть следует отказаться от надежды, что хотя бы следующее поколение освободится наконец от небесного проклятия. Проклятия особого, ибо оно превосходило то, что было произнесено несколькими веками ранее во время исхода и обращено на восставших иудеев: тогда проклятое поколение обречено было 40 лет бродить по пустыне, а дети проклятых могли бы войти в Землю обетованную. Безбрачие Иеремии вовсе не отрицало универсальность брака, наоборот, оно его подчеркивало, ибо сила пророчества исходила именно из того, что безбрачие ужасно. Через 500 лет, в Апокалипсисе, старое пророчество обретет несколько иной смысл.

Когда преследования надолго отсрочили надежду еврейского народа на торжество справедливости, в некоторых течениях иудаистской мысли ожидание конца веков стало важнее, чем мысль о необходимости воспроизводства поколений. Философские влияния извне (греческие, египетские, палестинские) могли стать благодатной почвой для подобных размышлений, быстро распространившихся во II–I веках до н. э. среди эллинизированных иудеев Александрии и в некоторых сектах на земле Израиля.

Изменения очень заметно чувствуются в апокрифических книгах эпохи. Книга Еноха говорит о том, что не следует жениться тому, кто хочет иметь видения: два видения, которые он описывает, явились ему до женитьбы, и он подчеркивает это (I Ен. 83:2; 85:3). В Апокалипсисе Илии (2:30–31) оплакивается участь плодовитой жены и восхваляется девственница или же бесплодная, рождающие детей на небесах, а не на земле. Апокрифические книги Ветхого Завета в изобилии представляют проклятия и перевернутые благословения подобного рода. Брак больше не является синонимом благодати.

Некоторые из этих поздних книг, написанных по-гречески и исключенных из иудейского канона, были включены в христианский канон Библии. Речь идет о второканонических текстах, которые, несомненно, были составлены в Александрии в эпоху Птолемеев, во II–I веках до н. э. Проблемы, встающие перед жителями густонаселенного и разноплеменного города, каким была Александрия, совсем другие, чем те, что волнуют маленькое государство или народ в рассеянии, а смешение культур ведет к смягчению первоначальной строгости, если не к переоценке ценностей. На смену представлению о том, что лишь процветающая и многодетная семья несет на себе знак божественного покровительства, мало-помалу приходит представление о добродетели, разумеется божественного происхождения, но неотделимой от обычной человеческой жизни с ее проблемами. «Лучше бездетность с добродетелью, ибо память о ней бессмертна: она признается и у Бога и у людей, ибо память о ней бессмертна и воистину известна и Богу и людям», — говорит Книга премудрости Соломона (4:1).

В той же среде сформировался Филон Александрийский (I век). Он был глубоко верующим иудеем, но проникся греческой культурой. Его теологическая концепция весьма оригинальна, она основана на идее возвращения к невинности через добродетель. Его стремление к чистоте, страх перед всякой нечистотой привели к представлению об особом месте девственности в системе ценностей. Несомненно, в соответствии с библейскими представлениями евнух для него «проклятый», но душа евнуха избежала порока, его бесплодность стала «счастливой плодовитостью». Девственность, продленная отказом от брака, достойна похвалы, если она может породить «бессмертное потомство». Бог оплодотворяет девственную душу.

Здесь видны отзвуки платоновской мысли о двойном продолжении рода — в теле и в душе. Филон все же остается в рамках иудейской культуры, он понимает девственность аллегорически, что не исключает брака как такового. «Божественный промысел превращает замужних женщин в девственниц», — говорит он. Однако впервые в иудейской традиции безбрачию отведено значительное место. Брак трудно сочетать с мистической жизнью, от брака «мудрость увядает раньше девственности», и философ восхищается теми набожными женщинами Александрии, что предпочли божественный брак для бессмертного воспроизводства. Пусть безбрачие прерывает плотскую цепь поколений — оно создает другую, цепь душ, начала которой лежат в Мудрости.