История Африки с древнейших времен - [38]

Благосостояние арабо-суахилийской верхушки приморских городов зиждилось прежде всего на доходах от торговли. Знатные люди либо сами, либо через посредников деятельно занимались коммерцией и богатели за счет приносимых ею барышей. Многие из них, будучи чинами различных органов административного аппарата, получали прямым или косвенным путем свою долю прибылей с таможенных сборов и налогов на ввоз и вывоз товаров. Например, за вывоз золотых брусков стоимостью 1 тысяча мискалей таможенные власти взимали 50 мискалей. Наряду с твердо установленной пошлиной султаны приморских городов-государств часто облагали товары дополнительными сборами.

Напротив, взимание налогов с жителей городов и с окрестных сельских общин, занимавшихся рыболовством, земледелием и огородничеством, приносило правящей верхушке весьма ограниченные доходы. Судя по сообщениям, существовал институт домашнего рабства и множество рабов использовалось в качестве слуг, надзирателей и других служащих, но о применении рабского труда в производстве источники не упоминают. Только один неизвестный португалец писал в начале XVI в. о плантациях вокруг города Килва, обрабатываемых черными рабами. Лишь начиная с XVII–XVIII вв., когда власть арабско-маскатских династий распространилась на побережье и Занзибар, применение труда рабов и лично зависимых людей в имениях аристократии (на суахили — «машамба»[47])увеличилось.

Обработка меди и железа, в частности для производства сельскохозяйственного инвентаря, наконечников для стрел, ножей, иголок, достигла сравнительно высокого уровня, но тем не менее на развитие общества суахили ремесло не оказало сколько-нибудь существенного влияния: оно не было органически связано с внешней торговлей.

О политическом и государственном устройстве этих городов в период XII–XV вв. нам известно мало. В некоторых семьях сан правителя передавался по наследству, но это определялось правовыми нормами суахили, а не велением Корана. Правители неизменно стремились утвердить свою власть над племенами глубинных районов: без этого нельзя было обеспечить безопасность передвижения и торговли.

Необходимо подчеркнуть, что города восточного побережья никогда не объединялись в единый федеративный союз, пусть даже непрочный, хотя периодически то один, то другой город возвышался и занимал более или менее ведущее положение: в XIII в. — Килва, в XIV в. — Пате, в XV в. — Занзибар.

Когда в конце XV в. на побережье Восточной Африки появились первые португальские завоеватели, они еще нашли цветущие центры торговли, чьи богатства и доходы разожгли их аппетиты. Пытаясь их удовлетворить, они варварски разрушили приморские города и захватили в свои руки торговые связи. Тем самым был положен конец существованию городов-государств Восточной Африки и их культуры. Выразительную картину рисует Б. Дэвидсон: «Приморские города Африки по красоте и удобствам не отличались от большинства приморских городов Европы или Индии. Так же гордо стояли они на берегу сверкающего океана, так же высоки были их дома, так же прочны стены, так же вымощены камнем были их набережные. Вершины холмов были застроены крепостями и дворцами. Казалось, города эти достаточно сильны, чтобы сохраниться навечно. И тем не менее от них ничего не осталось. Почти все они исчезли с лица земли. Лишь немногие ученые знают сейчас об их существовании. Их руины, затерянные в прибрежных джунглях или среди пустынных холмов, — лишь предмет загадок для любителей древности»[48].

3. Социально-экономический строй государственных образований к югу от Сахары

В доколониальную эпоху, закончившуюся в разных областях в разное время, в пределах периода от португальских захватов, т. е. от XV–XVI вв., и до территориального раздела Африки империалистами в XX в., многие ее народы достигли относительно высокой ступени развития, не уступая в этом жителям других регионов. К югу от Сахары тогда сложилось много значительных государственных объединений. Их первый взлет приходится на XIII–XVI вв. Следующим этапом, как говорится ниже (глава IV, 2), явилось возникновение в XVIII и начале XIX в. в глубинных районах Африки ряда новых государственных образований. По уровню материального производства, общественной и государственной организации, развития культуры они имели много общего и по существу, и по форме с ранними государствами эпохи первоначального подъема, но их отличали новые явления социально-экономической и политической жизни.

До сих пор еще бытуют буржуазные теории, утверждающие, что к югу от Сахары даже после образования ранних государств якобы веками длился застой. Авторы этих теорий не только отрицают гибельные последствия европейской колонизации и трансатлантической работорговли, начало которым положил приход португальцев, но и заявляют, что обществам Тропической Африки «была чужда какая-либо внутренняя динамика», что они никак не могли выйти за рамки патриархально-родовых отношений. Последние исследования, проливающие свет на объективный ход развития народов Африки, опровергают эти буржуазно-апологетические построения. История многих народов Африки, которые перешагнули рубеж неолита и с I тысячелетия н. э. создавали основанные на эксплуатации и ранней классовой дифференциации крупные государства, развивалась по восходящей линии.