История абдеритов - [68]
Из противоположности таких натур, из столь многочисленных поводов для жреца Стробила к зависти и соперничеству между обоими прелатами и возникла естественным образом взаимная вражда, трудно совместимая с обязанностями их звания и положения. Она отличалась лишь тем, что Агатирс слишком презирал верховного жреца, чтобы его сильно ненавидеть, а Стробил слишком завидовал жрецу Ясона, чтобы ненавидеть его, как хотелось, всей душой.
Кроме того, Агатирс по своему происхождению и положению тяготел к аристократии. Стробил же, напротив, несмотря на его связи с некоторыми советниками, был явный друг демократии,[291] и, наряду с цеховым старшиной Пфримом, оказывал самое большое влияние на простонародье благодаря своему характеру, важности, горячему фанатизму и общедоступности своего красноречия.
Можно заранее предположить, что процесс о тени осла или об ослиной тени, безусловно, должен был стать более серьезным, едва в него оказались втянутыми два таких мужа, как оба жреца.
Пока процесс вели городские судьи, Стробил не проявлял своей сильной заинтересованности в нем и при случае только заметил, что на месте зубного лекаря он бы действовал точно так же. Но едва он узнал от госпожи Сала-банды, своей племянницы, что Агатирс принялся за дело своего клиента, как за свое собственное, он вдруг почувствовал себя обязанным стать во главе партии ответчика и помочь коварству цехового старшины всем своим влиянием, которым он пользовался у советников и народа.
Салабанда, вмешиваясь по своей старой привычке во все абдеритские тяжбы, не желала отставать и на этот раз. Кроме ее родственных отношений со жрецом Стробилом, у нее имелась еще особая причина для единодушия со жрецом, причина немаловажная, хотя хранимая в тайне. Мы уже упоминали, что эта дама из чисто политических соображений, или, быть может, из кокетства – кто знает, не присоединялось ли к ее действиям иногда то, что в современном светском французском лексиконе именуется «дамским сердцем», – всегда имела под рукой несколько покорных рабов, кое-кто из которых (как полагали) желал бы точно знать, во имя чего он служит. Тайная хроника Абдеры свидетельствует, что архижрец Агатирс имел честь быть длительное время таким рабом. И, действительно, масса обстоятельств заставляла считать этот слух не только простым предположением. Одним словом, интимная дружба между ними длилась немалое время, пока в Абдере не появилась милетская балерина и не показалась вскоре легкомысленному Ясониду столь достойной внимания, что Салабанда не преминула счесть себя принесенной в жертву. Агатирс, правда, все еще бывал в ее доме на правах старого знакомого, и госпожа Салабанда, достаточно политичная, не дала заметить в своем поведении ни малейшей перемены. Но сердце ее кипело жаждой мести. Она не упускала из виду ничего, что могло бы глубже втянуть архижреца в процесс и постоянно подогревать его ярость. Тайно, однако, она следила за каждым его шагом, за всеми дверями, ведущими в его кабинет, – парадными и черными, большими и малыми входами, – и настолько тщательно, что вскоре обнаружила его интрижку с юной Горго и дала возможность жрецу Стробилу представить рвение Агатирса в деле погонщика в гнусном свете, стараясь в то же время сама сделать архижреца посмешищем.
Агатирс, которому ничего не стоило пожертвовать своими политическими и честолюбивыми выгодами ради собственного наслаждения, порой переживал такие минуты, когда малейшее затруднение в деле, совершенно, в сущности, его не интересовавшем, подстегивало всю его гордость. И когда это случалось, горячность заводила его гораздо дальше того, куда он мог бы зайти, если бы хладнокровно обдумал дело. Причина, почему он ввязался в нелепую тяжбу, теперь уже его не занимала. Ибо прекрасная Горго, возможно, не обладая способностями или же достаточной твердостью, не смогла, несмотря на наставления своей матери, успешно осуществить первоначально задуманный план обороны от такого опасного и опытного разрушителя крепостей. Однако он уже связался с этим делом, его честь была задета, ежедневно и ежечасно ему доносили о том, как цеховой старшина Пфрим и жрец Стробил со своей шайкой поносили его, как они угрожали, как нагло надеялись повернуть дело, и этого было более чем достаточно, чтобы вызвать в нем стремление употребить всю свою власть и сокрушить своих врагов, наказать их за то, что они дерзнули выступить против него. Несмотря на интриги госпожи Салабанды, не столь искусные, чтобы Агатирс их долго не замечал, большинство сената было на его стороне. И хотя его противники использовали все, что могло озлобить народ против него, тем не менее он имел приверженцев, крепких и дюжих подмастерьев, особенно в цехах кожевников, мясников и пекарей, обладавших горячим нравом и жилистыми руками и готовых, если бы потребовалось, по первому знаку кричать или драться за него и его партию.
Глава седьмая
Абдера разделяется на две партии. Дело рассматривается советом
Такое возбуждение царило в Абдере, когда повсюду в городе начали слышаться слова – «осел», «тень», ставшие вскоре наименованиями обеих партий. О происхождении этих прозвищ нет достоверных сведений. По-видимому, партии все же не могли долго обходиться без названий, и начало этому положили сторонники зубодера Струтиона из простонародья, окрестив сами себя «тенями», потому что отстаивали права лекаря на ослиную тень. Своих же противников они называли в насмешку и из презрения – «ослами», поскольку те стремились превратить тень, так сказать, в самого осла. Не имея возможности воспрепятствовать прозвищу, сторонники архижреца, как обычно случается, постепенно привыкли пользоваться кличкой, сначала ради шутки, однако, с той разницей, что острие копья они обратили против своих врагов, связав презрительный смысл прозвища – с «тенью», а положительный и почетный – с «ослом». И коли уж суждено быть одним из двух, говорили они, то каждый порядочный человек скорее предпочтет быть настоящим ослом со всем, что к нему относится, чем простой тенью осла.
