Историомор, или Трепанация памяти. Битвы за правду о ГУЛАГе, депортациях, войне и Холокосте - [160]
Но политики утверждают: и герой, и символ, – и переименовывают Московский проспект в Киеве в проспект Степана Бандеры. А вот предлагаемый арбитраж – не Дума и не Рада, не Майдан и не Болотная, а место встречи авторитетных историков и корпуса эмпирических источников.
В самом словосочетании «Исторический арбитраж» нет ничего неестественного. История при этом не подменяет собой юстицию, как, впрочем, и не ждет от последней решения собственных научных проблем. Не все осознают, что история – точно такая же прикладная наука, как физика или химия, только областями ее практического применения являются не освоение космоса и не создание новых материалов, а широчайшая гуманитарная сфера – от образования до, к сожалению, идеологии. Хорошо известна роль исторических заключений и экспертиз в процессе борьбы за компенсации жертвами принудительного труда при национал-социализме в 1990-е гг. и в ходе самих компенсаций в 2000-е гг.
Но и юстиция и уж тем более политика не вправе покушаться на компетенции и прерогатаивы историков. С этой точки зрения идея специального международного трибунала для расследования преступлений победившего в СССР коммунизма нелигитимна. Зато легитимным было бы тщательное рассмотрение этого в «Историческом арбитраже», причем выпущенная в 1997 года «Черная книга коммунизма» – отличное подспорье для подготовки соответствующей заявки.
Еще раз повторю: Исторический Арбитраж сам по себе – не суд, его решения не могут и не должны иметь статус юридической силы. Однако в случае передачи обвинений в суд, его заключения могли бы послужить серьезнейшим основанием для решений, принимаемых судебными органами.
Такая организация наверняка стоила бы немалых денег, но не таких уж и неподъемных, если учесть тот вред и опасность, которые таит в себе параллельное и юридически не оспоренное сосуществование «двух» разных «истин»!..[655]
Истина же на самом деле одна, и истина есть история: историю Холокоста, например, опираясь на новые материалы, можно и нужно и изучать, и уточнять, но она не роман, который можно переписать заново – набело или начерно.
И то, что одна из «двух истин» – движение отрицателей Холокоста, – как показала его уже 70-летняя история, – упорно, агрессивно и небезуспешно специализируется на искажении и фальсификации столь недавней и не остывшей еще истории – явление, с общественной точки зрения, отнюдь не невинное или безвредное. Все три их корневых постулата – первый: «Холокоста не было, – и фюрер не палач: хайль Гитлер!», второй: «Холокоста не было, а был Лохохост – так что евреи не жертвы, а глобальные манипуляторы!» и третий: «Холокоста не было, – и Израиль не легитимен: прочь с карты мира!» – суть обоснования погромов и войн.
Воспроизводя и транслируя вокруг себя эти сигналы ненависти и лжи, испаряя миазмы клеветы и антисемитизма, тонко чувствуя отсутствие или ослабленность исторического иммунитета у общества и охотно пользуясь всеми механизмами толерантности, сформировавшимися в демократической среде, отрицатели вовсе не «взыскуют града» и не ищут уточнений в исторической картине мира, а пытаются заново отравить и разложить то самое общество, в котором они так комфортно себя чувствуют.
Эти пассионарии-отрицатели не ограничиваются Холокостом. Что-то похожее происходит теперь и со Сталиным, и с Большим террором, с числом его жертв (классические «лес рубят, щепки летят», или «родовые муки истории» – новонайденное ноу-хау).
И очень жаль, что никаким «историческим арбитражем» и не пахнет!
Вместо заключения: Прогибаться не будем!
Будучи однажды спрошен, кто и зачем воюет сегодня с памятниками культурного наследия, с историей, запечатленной в камне, я задумался.
Да, конечно: это убогие, но воинственные фундаменталисты, мракобесные вандалы. Все они убежденные культуроненавистники, ни черта не смыслящие в культуре, пропагандисты, при слове «культура» хватающиеся за пистолет, кувалду или секиру. И я не вижу большой разницы между талибанцами и игиловцами[656], с одной стороны, и «петербургскими казаками», «божевольцами» и «нодовцами», с другой: все остальное, кроме разрушенных храмов, что мы знаем про ИГИЛ, не намекает, а прямо говорит о потенциале и других, будь у них власть.
А воля у них есть: «Любо, братцы, любо!», «Аллах акбар!».
Что же касается созидания и установки новых памятников, то это уже государственная политика. При этом функционал нынешнего Министерства культуры более всего напоминает Министерство пропаганды. А в тандеме с РВИО – это еще и сегодняшний Главпур. Культура их не интересует, история не волнует, но они чувствуют себя пастырями, смотрящими за общаком идеологии, во имя каковой разводят развесистые мифы и окормляют население через СМИ.
Для этого и эмпирика не нужна. Вот и выходят к нам из какой-то мутной пены 28 условно-святых мединских панфиловцев – что твои 33 Черноморовых богатыря – и ничего: хлебаем!
Прославлению прекрасных – и, как правило, убиенных – поэтов там предпочитают глорификацию персонажей скорее полумифических, но с пропагандистским потенциалом, – таких как князь Владимир или генералиссимус Сталин, почтивший однажды своей ночевкой избушку во Ржеве. Но побьюсь об заклад, что раньше на родине героя Добрыни Никитича (родину ему найдут) бюст возникнет, чем во Ржеве или Вязьме поставят памятник сотням тысяч красноармейцев, погибших там или плененных в сталинско-гитлеровских котлах (пока их памяти единственное утешение стихи – «Я убит подо Ржевом…»).
Члены «зондеркоммандо», которым посвящена эта книга, это вспомогательные рабочие бригад в Аушвице-Биркенау, которых нацисты составляли почти исключительно из евреев, заставляя их ассистировать себе в массовом конвейерном убийстве десятков и сотен тысяч других людей, — как евреев, так и неевреев, — в газовых камерах, в кремации их трупов и в утилизации их пепла, золотых зубов и женских волос. То, что они уцелеют и переживут Шоа, нацисты не могли себе и представить. Тем не менее около 110 человек из примерно 2200 уцелели, а несколько десятков из них или написали о пережитом сами, или дали подробные интервью.
Члены «зондеркоммандо», которым посвящена эта книга, суть вспомогательные рабочие бригад, составленных почти исключительно из евреев, которых нацисты понуждали ассистировать себе в массовом конвейерном убийстве сотен тысяч других людей – как евреев, так и неевреев. Около ста человек из двух тысяч уцелели, а несколько десятков из них написали о пережитом (либо дали подробное интервью). Но и погибшие оставили после себя письменные свидетельства, и часть из них была обнаружена после окончания войны в земле близ крематория Аушивца-Освенцима.Композиция книги двухчастна.
Плен — всегда трагедия, но во время Второй мировой была одна категория пленных, подлежавшая безоговорочному уничтожению по национальному признаку: пленные евреи поголовно обрекались на смерть. И только немногие из них чудом смогли уцелеть, скрыв свое еврейство и взяв себе вымышленные или чужие имена и фамилии, но жили под вечным страхом «разоблачения».В этой книге советские военнопленные-евреи, уцелевшие в войне с фашизмом, рассказывают о своей трагической судьбе — о своих товарищах и спасителях, о своих предателях и убийцах.
Книга «Воспоминания еврея-красноармейца» состоит из двух частей. Первая — это, собственно, воспоминания одного из советских военнопленных еврейской национальности. Сам автор, Леонид Исаакович Котляр, озаглавил их «Моя солдатская судьба (Свидетельство суровой эпохи)».Его судьба сложилась удивительно, почти неправдоподобно. Киевский мальчик девятнадцати лет с ярко выраженной еврейской внешностью в июле 1941 года ушел добровольцем на фронт, а через два месяца попал в плен к фашистам. Он прошел через лагеря для военнопленных, жил на территории оккупированной немцами Украины, был увезен в Германию в качестве остарбайтера, несколько раз подвергался всяческим проверкам и, скрывая на протяжении трех с половиной лет свою национальность, каким-то чудом остался в живых.
«К началу 1990-х гг. в еврейских общинах Германии насчитывалось не более 27–28 тысяч человек. Демографи-ческая структура их была такова, что немецкому еврейству вновь грозило буквальное вымирание.Многие небольшие и даже средние общины из-за малолюдья должны были считаться с угрозой скорой самоликвидации. В 1987 году во Фрайбурге, например, была открыта великолепная новая синагога, но динамика состава общины была такова, что к 2006 году в ней уже не удалось бы собрать «миньян» – то есть не менее десяти евреев-мужчин, необходимых, согласно еврейской традиции, для молитвы, похорон и пр.
Монография посвящена актуальной научной проблеме — взаимоотношениям Советской России и великих держав Запада после Октября 1917 г., когда русский вопрос, неизменно приковывавший к себе пристальное внимание лидеров европейских стран, получил особую остроту. Поднятые автором проблемы геополитики начала XX в. не потеряли своей остроты и в наше время. В монографии прослеживается влияние внутриполитического развития Советской России на формирование внешней политики в начальный период ее существования. На основе широкой и разнообразной источниковой базы, включающей как впервые вводимые в научный оборот архивные, так и опубликованные документы, а также не потерявшие ценности мемуары, в книге раскрыты новые аспекты дипломатической предыстории интервенции стран Антанты, показано, что знали в мире о происходившем в ту эпоху в России и как реагировал на эти события.
Среди великого множества книг о Христе эта занимает особое место. Монография целиком посвящена исследованию обстоятельств рождения и смерти Христа, вплетенных в историческую картину Иудеи на рубеже Новой эры. Сам по себе факт обобщения подобного материала заслуживает уважения, но ценность книги, конечно же, не только в этом. Даты и ссылки на источники — это лишь материал, который нуждается в проникновении творческого сознания автора. Весь поиск, все многогранное исследование читатель проводит вместе с ним и не перестает удивляться.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.