Историко-культурные особенности японского тоталитаризма - [2]

Во многих «передовых» странах ХХ в. новые технологии управления людьми (обязательное и единообразное обучение, всеобщая воинская повинность, развитие средств массовой информации), а также невиданное доселе развитие науки и техники привели к наивной и опасной вере в безграничные возможности государства, в том числе и мобилизационные. Государства прошлого XIX в. не могли поставить под ружье миллионы подданных и граждан. Эти государства не могли вывести на улицы несколько сот тысяч демонстрантов в свою поддержку. Они не могли заставить свое население мечтать о том, что через двадцать лет жизнь станет лучше и что ради этого следует потерпеть. В ХХ в. подобная вера стала общим местом, иллюзионисты правили бал. Маловеров оказалось исключительно мало, перекричать толпу они были не в силах, что привело к поистине трагическим последствиям для сотен миллионов людей. Причем для всех: маловеров, самих иллюзионистов и тех, кто пожелал попасться на их трюки.

Нацисты, японские почвенники-националисты и советские коммунисты видели земной рай по-разному. В нацистском раю не было евреев и цыган, зато были другие этносы, которые трудились на благо арийцев. В японском раю под названием «сфера сопроцветания в Великой Восточной Азии» великая Япония была носительницей света и морали, она вела за собой другие народы, угнетенные «белыми» империалистами, вела в счастливое будущее. Там господствовала «гармония», которая понималась как строгая иерархия, где каждый народ занимает положенное ему место. Коммунистический рай рисовался как социальная гомогенность, никаких национальностей там вообще не было, не было и классов — там все были равны.

Несмотря на все различия чаемого будущего, методы построения рая бывали до боли похожими. Проектировщики утопий с вниманием и подозрением следили друг за другом и с готовностью перенимали чужой опыт, выдавая его за свои собственные наработки. Тоталитаризм имел международный характер, одна тоталитарная страна не могла существовать без другой. За крахом нацистов последовал немедленный крах тоталитарной Японии. После этого тоталитаризм советский вступил в фазу самодемонтажа и агонии — без энергетической подпитки со стороны его творческий потенциал оказался исчерпанным на удивление быстро.

Японские, нацистские и советские руководители были людьми экзальтированными и малообразованными. Японские правители по своим человеческим качествам превосходили верхушку нацистской партии и советское партийное руководство. Они не призывали к истреблению, однако их утопический дискурс все равно с неизбежностью приводил к убийству. Руководство Японии, Германии и СССР верило в свою священную миссию и твердило об уникальности своих стран. Эти люди верили в то, что обладают истиной и священными чертежами, в соответствии с которыми они сумеют выстроить будущее. Мысль об этом прекрасном будущем пьянила их. Им не приходило в голову, что управление страной в нетрезвом виде намного опаснее для себя и окружающих, чем управление автомобилем.

Однако общий термин «тоталитаризм» отнюдь не отменяет того факта, что способы его построения обладали в каждой стране глубоким своеобразием. В тоталитаризме каждой из этих стран были задействованы национально окрашенные и культурно обусловленные механизмы. То, что из космоса кажется одинаковым, на земле оказывалось разным.

После кончины императора Мэйдзи (1912 г.) Япония все больше вовлекалась в международные проекты, в которых участвовали «передовые» и «цивилизованные» страны. Япония участвовала в международных выставках, Первой мировой войне, проводила индустриализацию. Ее поражали те же недуги, что и другие страны, вступившие на этот путь. Урбанизация и модернизация вели к разрушению прежней среды социального обитания, которая имела своим истоком стратификацию, основанную на происхождении, местожительстве, роде занятий, половой и возрастной принадлежности. Все это приводило к усилению многообразия, воспринимавшегося как нарастание аморфности и хаоса, утеря идентичности и предсказуемости жизни. Разрастающийся индивидуализм поражал молодежь прямо в сердце, долг уступал место правам и желаниям, патриархальная семья разваливалась на нуклеарные. На смену прежним притершимся друг к другу субкультурам приходили новые. Их носители обладали другими обыкновениями, «питались» другими книгами, носили другую одежду. Японец страшился потеряться в этом многообразии, он боялся остаться наедине с хаосом и с самим собой. Источником нарастающего хаоса считался Запад, откуда исходили заразные флюиды: либерализм, эгоизм, анархизм, социализм. Япония была в достаточной степени вовлечена в международное разделение труда, мировой экономический кризис не обошел ее стороной и подталкивал к радикализации эмоций и поступков.

Формирующиеся политические партии, создаваемые ими в 20-х гг. ХХ в. кабинеты отличались недолговечностью, они тоже воспринимались как проявление хаоса и были лишены должной степени легитимности. Имущественное расслоение и коррупция усугубляли это ощущение. Японцы проявляли нетерпение, не желали дожидаться медленных системных улучшений и проявляли склонность к политическому террору, объектом которого становились государственные деятели и нувориши-капиталисты. Само слово «капитализм» воспринималось как бранное. Участившиеся самоубийства тоже свидетельствовали о нарастании растерянности и отчаяния. Нервы японцев были напряжены до предела. От нетерпения до нетерпимости оставался один шаг.