Истории замка Айюэбао - [67]

Он добрался до гончарни ещё до темноты. Проверив его справку, управляющий велел ему перенести сырец и сложить в печь. Живот урчал от голода, но бригадир сказал, что работа срочная и он сможет поесть только после того, как всё выполнит. Юноше не рассказали ни какая будет зарплата, ни где он будет спать. Баоцэ трудился до глубокой ночи, одежда его насквозь промокла от пота. Наконец его отвели в какую-то хижину с соломенной крышей и дали поесть. В щах плавали жир и кусочки доуфу; также каждому полагалось по две больших пампушки. Баоцэ одним махом проглотил чёрствые пампушки и почувствовал, что утолил голод лишь наполовину. К счастью, щей можно было есть сколько угодно, и он съел несколько больших пиал, после чего наконец смог лечь спать. Бригадир сказал, что в бараке имеются общие койки и место для багажа, одна ночь стоит два мао.

— А какая зарплата? — задал наконец юноша самый важный для него вопрос.

— Семь мао.

Баоцэ больше ничего не сказал, а лишь с сожалением подумал о том, что за столь тяжкий труд платят сущие копейки, из которых придётся отстёгивать по два мао лишь за то, чтобы поспать.

— Зато еда бесплатная, — продолжал бригадир, — это ж такая экономия!

Баоцэ неспешно ответил:

— Ага, это точно, но вообще-то ночлег у меня есть…

Когда он вышел из гончарни, было уже два часа ночи. Он нашёл много стогов, но одни были мелковаты, а другие располагались слишком близко к человеческому жилью. На окраине деревни, не так близко к домам, возвышался квадратный стог, может быть, казённый. В нём юноша и устроился.

Зарплату в гончарне выдавали раз в неделю, Баоцэ получил четыре юаня три мао и пять фэней. Он сунул купюры в нагрудный карман, и сердце его учащённо забилось. Несмотря на поздний час, он пошёл к перекрёстку в центре посёлка, где располагалась торговая точка. В ней продавали всякую всячину, в том числе книги и канцелярские принадлежности. Он задержал взгляд на тех немногих книгах, которые составляли скудный ассортимент магазина: помимо цитатника Мао, имелись и кое-какие другие книги, но, к сожалению, лавка уже закрылась, и пришлось юноше уйти ни с чем. Вернувшись к своему стогу, он с удивлением обнаружил привязанную рядом пёструю тёлочку средних размеров, которая жевала сено. Корова подняла на юношу свои большие глаза, обрамлённые длинными ресницами. Баоцэ тихонько поприветствовал её, похлопал по лбу, а затем, раздвинув солому на входе в своё жилище, влез в стог. Засыпая, он слышал, как тёлочка пережёвывает сено, и ему чудился тот запах, исходящий от коровы, которая весь день грелась под солнцем: насыщенный запах парного молока. Юноша уснул, и ему приснилось, что у него теперь есть одна из исторических книг и ещё какая-то. Он читал, читал, жадно вдыхая запах типографской краски, что-то выписывал в записную книжку. Утром, когда он встал, коровка завтракала. Отвлёкшись от своей маленькой каменной кормушки, стоявшей поодаль, она подняла голову с влажными губами и внимательно посмотрела на него.

В тот день на гончарне он ни капли не устал, только испытывал некоторое волнение. Наконец миновал полдень, и он, с волчьим аппетитом проглотив обе пампушки и влив в себя большую порцию овощного супа, побежал к перекрёстку. Магазин был открыт, у прилавка выпивали два старика, а за прилавком оказался пучеглазый мужчина средних лет. Баоцэ устремился прямиком туда, где были разложены книги и письменные принадлежности, и указал на те несколько книг, что там имелись:

— Я беру…

Мужчина потянулся к книгам, но едва дотронулся до тонкого томика с красными иероглифами на белом фоне, как остановился и сказал:

— Ты должен сказать «пожалуйста».

— О… Пожалуйста, книгу…

Он попросил цитатник, а заодно купил ещё роман, записную книжку и одну шариковую ручку, потратив на это целых восемь с половиной мао! После стольких переживаний он испытывал непередаваемую радость и воодушевление и выскочил из магазина чуть ли не вприпрыжку. Переступая порог, он услышал за спиной голос одного из выпивавших:

— Очевидно, сумасшедший.

Всю вторую половину дня Баоцэ провёл в своём стоге: раздвинув сено и впустив в своё жилище немного дневного света, он поспешно принялся за книги. Сначала он взялся за цитатник. Здесь ему было знакомо каждое слово: в школе он учил его наизусть. Затем он взял другую книгу — это был роман о том, как на одном острове народная дружина борется с классовыми врагами и после долгих состязаний в смекалке и мужестве им удаётся схватить шпионов. Эти шпионы проникли на остров из самых глубин огромного моря — до чего же удивительная стихия это море! Он думал о том, как шпионы, словно рыба, прятались среди подводных камней и морской травы, и с тревогой представлял себе, как народные ополченцы с винтовками лежат, укрывшись на песчаном берегу. Потом он открыл записную книжку; ему столько всего хотелось сказать Ли Иню, что он не знал, с чего начать. Он вспомнил того жаворонка в небе и стал писать о его неутомимом пении. О чём же он поёт? Силясь угадать, юноша записывал свои предположения в книжке.

Ночи были ужасно длинные, а в стогу не было никакого света. Юноша ждал, когда взойдёт луна, и любовался небом, усыпанным звёздами. Как далеки и в то же время близки такие вот ночи; казалось, Ли Инь здесь, рядышком с ним. Юноша опёрся спиной о стог и запрокинул голову. Пёстрая тёлочка молча наблюдала за ним, затем приблизилась и склонила голову. Его лицо оказалось совсем близко к её тёплому лбу, и он чувствовал, как колышутся её ресницы. Юноша что-то прошептал ей, а она вытянула язык и лизнула ему руку и волосы.