Истории простых вещей - [29]

Шубный дефицит породил и такой анекдот: «Богатый одессит приходит к директору московского мехового магазина и просит организовать ему норковую шубу для жены. Выясняется, что шуб нет. „Тогда я покупаю две норковых шубы — одну своей жене, другую — вашей…“».

Неудивительно, что одним из признаков «демократизации и гласности» стали организованные выезды за границу за шубами. И волна шуб-туров еще не прошла! Так, одна молодая особа каждый год отправляется в Грецию за шубами. Покупает исключительно дорогие, некрасивые шубы, этакие шубы-клеш или «полусолнце», длинные, до пят. Одну оставляет себе, другие идут на продажу. Передвигаясь в огромном джипе от подъезда до подъезда, особа шубу начинает носить с конца октября. Так сказать, «для престижу»: работает косметологом-массажистом и шуба ей нужна для привлечения богатых клиенток, которые, видя висящее на вешалке сокровище, понимают — этот косметолог-массажист одного с ними поля ягода, ему можно доверять.

Собственно, каждому жителю бывшего СССР есть что вспомнить о своем меховом, пушистом прошлом. О заветной ли дубленке, о вожделенной ли шубе, о шапке из кролика, или тулупе из овчины. Многие могут начать рассказ о первой шубе словами «А вот у меня в детстве была…». И у меня была темно-коричневая шуба. Вот только — из искусственного меха. Легкая и мягкая, удобная, но я ее не любила и не очень берегла. Нравилось, когда на меня надевали пальто или куртку. И еще в детстве казалось, что люди в шубах какие-то другие, им нельзя делать то, что могут делать другие дети — бегать, кататься с ледяной горки, играть в хоккей, а шубу надо беречь, хоть и досталась первая — она же по сей день и последняя — в наследство от старшей сестры. Сестра проносила шубу не меньше пяти лет, и мне хватило аж на два сезона! С тех пор наши с шубами пути разошлись и не сойдутся до сих пор…

Кстати, искусственные меха появились примерно тогда же, когда многие начали выкидывать на помойку старую мебель, покупать румынские стенки, треугольные журнальные столики и гэдээрышные низкие кресла с гнутыми фанерными подлокотниками. Из коммуналок люди переезжали в малогабаритные, но отдельные квартиры, куда не влезал старый комод. И казалось, что в этой якобы новой жизни нет места старым, «натуральным» шубам. Искусственные меха и шубы из них были сначала заграничными, но в ноябре 1964 года в СССР впервые в продаже появились женские шубы из искусственного меха. Это было наследство от находившиеся уже на пенсии Никиты Хрущева, страстного поклонника «синтетики». Натуральный мех, столь вожделенный для многих, стал казаться скучным и недемократичным. Мода на искусственные шубы и искусственные меха захватила абсолютно всех, даже людей, имеющих возможность покупать вещи из натурального меха. Несколько лет советские модницы облачались в шубы из искусственной норки, а мужчины носили шапки из искусственного каракуля. Но мода на искусственный мех у нас закончилась так же внезапно, как и началась.

Ввиду дефицита и нехватки средств массовым спросом в СССР пользовались скорее не шубы, а меховые аксессуары — меховая оторочка, воротники, меховые манжеты и даже муфты. И конечно — меховые шапки. Вспомним огромную меховую, похожую на эскимосское иглу шапку Гали, героини «Иронии судьбы». Видимо — песцовую. А вот Ипполит, несмотря на солидность и дорогой меховой воротник добротного пальто, моется под душем в шапке кроличьей…

Если на «целую» шубу средств не хватало, то на выручку приходила так называемая «маленькая норка», то есть меховой воротник. По величине и пушистости таких воротников тоже можно было судить о достатке сограждан. Воротники, как и шубы, реставрировали, холили и лелеяли. Пальто, как правило, менялось чаще, нежели воротник. Воротник, переходил от одного пальто к другому, переходили они и по наследству: их до сих пор можно обнаружить в каком-нибудь сундуке.

По меху можно было определить не только статус, но и возраст обладателей меховых изделий. Песец и волк вроде считались молодежным мехом. Норку, каракуль, нутрию любили женщины постарше. Сегодня, однако, мехолюбивая молодежь, изменив нежному песцу и волку, кутается в «возрастную» норку…

«Хорошо мне в моей стариковской шубе, словно дом свой на себе носишь. Спросят — холодно ли сегодня на дворе, и не знаешь, что ответить, может быть, и холодно, а я-то почем знаю? Есть такие шубы, в них ходили попы и торговые старики, люди спокойные, несуетливые, себе на уме — чужого не возьмет, своего не уступит, шуба, что ряса, воротник стеной стоит, сукно тонкое, не лицованное, без возрасту, шуба чистая, просторная, и носить бы ее, даром что с чужого плеча, да не могу привыкнуть, пахнет чем-то нехорошим, сундуком да ладаном, духовным завещанием. Купил я ее в Ростове, на улице, никогда не думал, что шубу куплю. Ходили мы все, петербуржцы, народ подвижный и ветреный, европейского кроя, в легоньких зимних, ватой подбитых, от Манделя, с детским воротничком, хорошо, если каракуль, полугрейках, ни то ни се. Да соблазнил меня Ростов шубным торгом, город дорогой, ни к чему не приступишься, а шубы дешевле пареной репы», — писал в начале XX века Осип Мандельштам. Этот век, по выражению Осипа Эмильевича — «век-волкодав», как ни странно, вернул интерес к шубам.