Истории из века джаза - [310]

Глядя на Бриммера, я живо вспомнила священника, отца О’Ни — как в Нью-Йорке он перевернул воротничок задом наперед и отправился со мной и отцом смотреть русский балет. Коммунист явно чувствовал себя не в своей тарелке, и когда Берни — фотограф, по обыкновению, выжидающий дичь покрупнее, — подошел к нам, Бриммер взглянул совсем затравленно. Жаль, что Стар отправил Берни восвояси: от снимка я бы не отказалась.

К моему удивлению, Стар выпил три коктейля подряд.

— Теперь ясно, что в любви вам не повезло, — заметила я.

— С чего вы взяли, Сесилия?

— Коктейли.

— Я же не пью. Желудок слабый, я в жизни не напивался.

— …два, три, — пересчитала я.

— Не заметил. Даже вкуса не почувствовал. Так и знал, что-то не то.

Его взгляд остекленел, сделался чуть ли не безумным — но лишь на миг.

— А у меня первый глоток за неделю, — поддержал беседу Бриммер. — Отпьянствовал свое на флоте.

Стар вновь поглядел остекленело, по-дурацки мне подмигнул и заявил:

— Промывал мозги морякам, сукин сын.

Бриммер, сбитый с толку, по-видимому, решил принять выпад за часть вечерней программы и слабо улыбнулся. Стар тоже ответил улыбкой — и я, с облегчением рассудив, что все идет в согласии с великой американской традицией, попыталась взять беседу в свои руки, однако Стар вдруг пришел в себя.

— Вот вам типичный пример, — отчетливо сказал он Бриммеру. — Лучший голливудский режиссер, в работу которого я не вмешиваюсь, то и дело норовит вставить в картину то педераста, то еще что-нибудь оскорбительное для публики. Впечатывает как водяной знак в купюру — не вырежешь. И каждый раз католический «Легион благопристойности» подступает на шаг ближе, приходится жертвовать частью хорошего фильма.

— Типичная организационная проблема, — согласился Бриммер.

— Именно. Бесконечная борьба. А теперь этот режиссер мне заявляет: дескать, у них есть режиссерская гильдия и мне не позволят угнетать бедных. Вот чем вы вредите.

— Мы здесь напрямую не замешаны, — улыбнулся Бриммер. — На режиссеров не очень-то повлияешь.

— Режиссеры всегда были мои друзья, — гордо сообщил Стар. Так, наверное, Эдуард Седьмой хвастался тем, что вращается в лучшем европейском обществе. — Хотя кое-кто меня и возненавидел. С появлением звука я стал брать режиссеров из театров — всем пришлось из кожи вон лезть и заново учиться, мне этого так и не простили. Тогда же мы привезли сюда целую орду сценаристов; я их считал славными парнями, пока они не сделались поголовно красными.

Вошел Гэри Купер и сел в углу со свитой, члены которой ловили каждый его вздох и, судя по всему, преспокойно жили на его средства. Женщина у дальней стены обернулась — я узнала Кэрол Ломбард. Что ж, по крайней мере Бриммер насмотрится на знаменитостей.

Стар заказал порцию виски с содовой, тут же вторую, а съел только несколько ложек супа. Зато нес ужасающий вздор о том, что вокруг одни бездельники, на которых ему, мол, плевать, потому что он при деньгах, — обычная тема для отца с приятелями. Стар, видимо, понял, что при посторонних такое звучит дико — может, раньше он таких бесед и не слышал, — во всяком случае, он замолк и выпил крепкого кофе. Я любила Стара несмотря ни на какие речи, но страшно было подумать, что в памяти Бриммера он останется именно таким. Мне хотелось, чтобы Бриммер увидел его виртуозом своего дела, а вместо этого Стар изображал из себя злобного надзирателя, причем до такой степени бездарно, что сам же первый закричал бы «халтура!», случись ему увидеть всю сцену на экране.

— Я создаю фильмы, — добавил он, словно желая смягчить прежнее впечатление. — И прекрасно отношусь к сценаристам — по-моему, я их понимаю. И не собираюсь выгонять работников, если они заняты делом.

— И не надо, — доброжелательно отозвался Бриммер. — Вы нам выгоднее как преуспевающее предприятие.

Стар мрачно кивнул.

— Посидеть бы вам среди моих компаньонов. Вот уж у кого десятки причин гнать вас подальше.

— Спасибо за заступничество, — чуть иронично откликнулся Бриммер. — Говоря по правде, вы нам сильно мешаете — ваше отеческое отношение к делу создало вам колоссальный авторитет.

Стар его не слушал.

— Никогда не считал себя умнее сценариста, просто его мозги принадлежат мне — ведь я знаю, к чему их приспособить. Это как с римлянами: говорят, они ничего не изобрели, зато умели применять чужое. Понимаете? Не поручусь, что это идеальный подход, но я ему следую с самого детства.

— Вы хорошо себя знаете, мистер Стар, — оживился Бриммер впервые за вечер.

Он, видимо, уже хотел откланяться. Его целью было узнать Стара поближе — и теперь он решил, что ему это удалось. Все еще надеясь, что беседа пойдет на лад, я опрометчиво уговорила Бриммера поехать с нами, однако увидев, что Стар по пути застрял у барной стойки, тут же об этом пожалела.

Снаружи нас обступил мягкий, безобидный субботний вечер, на дороге было полно машин. Рука Стара лежала поверх спинки сиденья, касаясь моих волос. Мне вдруг захотелось сбросить лет десять, чтобы стать девятилетней; Бриммер тогда в свои восемнадцать учился бы в каком-нибудь колледже на Среднем Западе, а двадцатипятилетний Стар, только что унаследовавший весь мир, сиял бы уверенностью и счастьем — и мы смотрели бы на него с обожанием. А сейчас вместо этого над нами нависал серьезный взрослый разлад, осложненный усталостью и выпивкой, — без малейшего намека на мирную развязку.