Истории для больших и маленьких - [4]

– Дело в том, – после паузы ответила она, – что там ещё одна могила. Здесь похоронена моя тётя.

– Как? – Андрей Николаевич даже поднялся с лавочки. – Могила без креста и даже без дощечки?

– Это грустная история, – пояснила девушка. – Мои двоюродные братья разругались со своей матерью, не поделив квартиру. Несмотря на все её старания они не пожелали с ней помириться, а когда она умерла, даже не пришли на похороны…

– Какой ужас! – прошептал Андрей Николаевич. – Я в жизни не слышал ничего ужаснее! – Лицо его покраснело, добрые глаза метали громы и молнии.

– Это же не по-христиански, – возмущался он, – заброшенная могила! Нет, это нельзя так оставить. Юленька, вы знаете имя тёти, даты её жизни?

– Ну конечно, знаю!

– Напишите мне на листочке.

Когда она выполнила его просьбу, он сказал:

– Вы оставайтесь здесь, а я скоро приду, – взял записку и удалился, возмущённо размахивая руками…

Его не было довольно долго, девушка уже начала волноваться. И тут он появился, неся в руках аккуратную металлическую дощечку, прикреплённую к такому же колышку.

С помощью подобранного камня он вбил колышек в изголовье беспризорной могилы и сел на лавку.

На дощечке красивыми буквами были выведены имя и даты жизни Юлиной тёти.

– Вот теперь всё по-христиански, – удовлетворённо произнёс Андрей Николаевич, – а то куда это годится?

Девушка смотрела на него с восхищением.

Буря мыслей роилась в её голове, множество чувств бередило душу. Какой он замечательный человек! А как же она сама не сделала этого давным-давно?

– Милый Андрей Николаевич! – с чувством произнесла она.

И он расплылся в счастливой улыбке: девушка впервые назвала его по имени.

Юлия придвинулась к нему, просунула руку под локоть, отчего он сладко поёжился, положила голову на его плечо и почему-то заплакала…

С этого дня их свидания стали для Юлии желанными. Они встречались в назначенном месте, он, как всегда, целовал её родинки, она брала его под руку, и они медленно шли по московским улицам.

Андрей Николаевич млел от счастья, тихо пожимал локтем её ладонь, и Юлина рука отвечала ему. Девушке было хорошо.

Однажды они договорились сходить в Третьяковскую галлерею. Вышли из одноимённого метро и пошли по узкому переулку, ведущему к музею.

День был пасмурный, шёл противный мелкий дождь. Асфальт под ногами изобиловал множеством выбоин и провалов, заполненных водой. Прохожие – кто прыгал с островка на островок, кто передвигался через лужи на каблуках, чтобы не промочить обувь. Глядя на всё это, Андрей Николаевич проговорил:

– Я думаю, в любом другом государстве этот убогий переулок застелили бы прекрасным асфальтом, по сторонам установили красивые светильники, посадили бы деревья… Сюда же ходят иностранцы. Это же дорога к храму! – и он грустно покачал головой…

Бродя по выставке, они подолгу останавливались у картин, и то молчали, то тихо делились впечатлениями.

У портретов великих писателей они вспоминали их произведения, обсуждали Онегина и Печорина, Анну Каренину и Карамазова. Юлия не могла не поражаться, насколько их мнения совпадали.

Особенно долго Андрей Николаевич стоял у портрета Пушкина. Юлии даже показалось, что в его добрых глазах сверкнули слёзы.

– Я считаю, – тихо проговорил он, – что Пушкин – из гениев гений. Его талант – это что-то нечеловеческое.

Уму непостижимо, как такое чудо могло появиться на свет!

– Вы знаете, Юленька, я с раннего детства полюбил Третьяковку. Много часов в какой-то прострации бродил по её залам. Любимым моим занятием было представить, что я герой какой-то картины. Я видел себя мальчиком в картине Репина «Не ждали» и живо ощущал безграничную радость от неожиданного появления отца, который много лет отсутствовал.

Я воображал себя юношей в картине Иванова «Явление Христа народу» и прямо-таки физически осязал тепло, даже жар взора великого человека, от которого распускаются в душе замечательные чувства и ты как бы обновляешься.

Девушка слушала его, широко распахнув свои зеленоватые глаза, потом произнесла:

– Вы удивительный человек, Андрей Николаевич. Я готова слушать вас вечно, но, простите меня, я очень устала, буквально с ног валюсь, – и взяла его под руку.

Когда они вышли из музея, Андрей Николаевич сказал:

– Я ставлю Третьяковку выше Музея изобразительных искусств. Это жемчужина, недооценённая в мире. Как жаль, что ни Европа, ни Америка до сих пор не признали по достоинству русскую живопись!

Отойдя несколько шагов от музея, они увидели немолодую женщину, цыганку, просившую милостыню. В руках у неё был небольшой плакатик с таким обращением: «Добрые люди, помогите! В далёком сибирском городе умер мой сын. А у меня нет денег на дорогу, чтобы попрощаться с ним. Помогите, пожалуйста!»

Андрей Николаевич остановился и прочитал этот призыв бедной матери.

Цыганка тем временем вгляделась в него и вдруг воскликнула:

– Андрюша Николаевич! Никак вы?

В тот же миг он тоже узнал её и удивлённо произнёс:

– Кармелла, бедная, неужели с тобой случилось такое несчастье?

Он наклонился и с жаром пожал её скрещенные руки.

– Я помогу тебе! – проговорил он. – Какая удача! Я только вчера получил зарплату!

Потом обернулся к Юлии и пояснил: