Истории чудовищ (Первая половина) - [53]

, то странность вроде заблудшей коровы не сможет соотнести их.

Странность не копит годы, девочка-странность сколько бы времени ни прошло останется девочкой, вот так.

Никогда не повзрослеет...

«Я такая же»

Десять лет назад Хачикудзи была в пятом классе начальной школы... То есть, если упорядочить временные рамки, Хачикудзи Маёй, по сути, старше меня и Сендзёгахары, однако рассказывала она о своих шалостях в школе, словно это было вчера, в широком смысле этапных воспоминаний у неё нет.

Нет.

Нету.

Потому, потому что.

Лить новое вино в старые мехи, так говорят.

Этот паршивец Ошино видит всё насквозь, и хоть ни разу и не видел Хачикудзи, хоть ничего толком о ней и не слышал, да даже об этом городе почти ничего не знает, но смеет говорить, будто знает всё.

Хотя, результат оказался успешным.

В общем, мы словно в лотерее Амиды как могли выбирали дороги с новым чёрным асфальтом и избегали дорог со старым покрытием; по пути мы прошли по дороге, в которую превратился старый дом Сендзёгахары, и вот спустя час.

От того парка путь не занял бы и десяти минут — если по прямой, то там где-то метров пятьсот — у нас же это заняло больше часа...

Дошли к месту.

Дошли, но.

Здесь самый настоящий пустырь.

— Всё это неправильно...

Да.

С такими изменениями в городском пейзаже и дорогах, было бы слишком удобно, если б цель нашего путешествия нисколько не изменилась. С момента изменений не прошло и года, а даже дом Сендзёгахары превратился в дорогу. Этот план сам по себе остался бы лишь пустым рассуждением, если б к этому дому не вело новых дорог. Возможность изменений можно было предугадать с самого начала, но тем не менее, если бы мы изначально не могли это хорошо закончить, это потеряло бы всяческий смысл. Всё было бы тщетно. Если это напрасно, то напрасно всё.

Ничто в этом мире не проходит гладко.

Желания не сбываются.

Если цели пути заблудшей коровы уже нет, то неужели она правда вынуждена вечно скитаться, вечно блуждать, бесконечно нарезать круги... оставаться улиткой?

Ужасно.

Ошино.

Этот поганец в психоделической гавайской рубахе наверняка предвидел и такой исход, такой конец. Так может, он поэтому специально...

Ошино Мэмэ такой непостоянный, такой развязный в разговоре, он ни за что не понапутствует, никогда не ответит на то, о чём не спрашивали. И пальцем не пошевелит, если его не попросишь, и даже если попросишь не всегда.

Со спокойным сердцем не скажет то, что должен сказать.

— У-уа.

Я услышал рядом всхлипы Хачикудзи.

Ошеломлённый такой реальностью, я понял, что совсем позабыл о Хачикудзи и тут же повернулся к ней — она плакала.

Голову не опустила, смотрела прямо.

Смотрела на то, что было домом, на пустырь.

— У-у-а-а-а-а...

А затем.

Хачикудзи пробежала мимо меня.

— Я дома! Я вернулась!

Ошино.

Как должное, как само собой предвидел такой конец, такой исход.

Не говорит то, что должен говорить.

Я хотел, чтоб он мне всё рассказал с самого начала.

Что же увидела Хачикудзи, когда наконец добралась?

Я и Сендзёгахара видели здесь только обычный пустырь; место полностью изменилось, но что же увидела Хачикудзи Маёй, когда взглянула туда?

Что там появилось?

Ни застройка, ни снос не имеют никакого значения.

Даже время.

Фигура девочки с огромным рюкзаком за спиной мгновенно подёрнулась дымкой, стала размываться, истончаться... не успел я и глазом моргнуть, как она исчезла.

Не вижу.

Нет ничего.

Но она сказала «я дома». Это уже не дом её матери, с которой она рассталась, шла она совсем не сюда, но она сказала «я дома».

Словно вернулась домой.

Это.

Похоже, эта история окончилась хорошо.

Очень хорошо.

— Хорошо постарался, Арараги-кун. Это было круто, — вскоре проговорила Сендзёгахара.

Ни тени эмоций в голосе.

— Ничего я не сделал. На этот раз поработала ты. Не я. Без твоих знаний окрестностей этот трюк остался бы только теорией.

— Это, конечно, так, но... Это можно так сказать, но это не правда. Я и сама удивилась, что здесь пустырь. Должно быть, смерть дочки в аварии заставила семью переехать. Хотя, конечно, если задуматься, причин можно ещё много придумать.

— Ну, если так подумать, то мы даже не знаем, жива ли сейчас мать Хачикудзи.

А отец тем более.

Кстати, а Ханэкава же может что-нибудь знать. Наверняка у неё были какие-то представления о доме Цунаде. Если она знает, что случилось с домом Цунаде, то наверняка умолчала. Она такая. По крайней мере, она точно не педант.

Просто справедливая.

Во всяком случае дело закрыто...

Как-то больно быстро. И тут я заметил: солнце этого воскресного дня уже садится. Середина мая, дни ещё коротки... и скоро придётся возвращаться домой.

Как и Хачикудзи.

И, вроде, ужин сегодня за мной.

— Ладно... Сендзёгахара. Вернёмся на велосипеде.

Сперва Сендзёгахара хотела вести нас верхом на горном велосипеде, но без лишних слов осознала всю несуразность езды на велосипеде и идущих пешком вместе и прямо на стоянке того парка вернула мне велосипед, обратившийся бесполезным грузом.

— Хорошо. Кстати, Арараги-кун.

Сендзёгахара не двинулась — говорила, не оторвав взгляда от пустыря.

— Я до сих пор не получила ответа.

— …

Ответа...