Историческое образование, наука и историки сибирской периферии в годы сталинизма - [11]

Четвертый подход (Ю. Н. Афанасьев[38]) можно считать структурно-функциональным. Если исходить из него, анализ советской исторической школы не имеет смысла вне социокультурного контекста самой советской системы, являвшей собой самодостаточный организм, все связи которого были замкнуты на собственное воспроизводство во времени и пространстве. История же представляла собой всего лишь один из обслуживающих сегментов этого организма, к числу функций которого научное познание мира отнюдь не относилось. Определенные черты научности у нее присутствовали, но были скорее исключением, нежели правилом.

Приведенные подходы не столько противоречат, сколько дополняют друг друга, рассматривая историческую науку в советский период с разных ракурсов. При этом все они так или иначе упираются в проблему соотношения советской исторической науки и советской идеологии. Иными словами, главный вопрос состоит в том, как идеология воспринималась научно-педагогическим сообществом и каким образом результат этого восприятия отражался на образовательном процессе высшей школы.

За последние три десятилетия новейшего периода развития исторической науки историография проблем советской идеологии и ее восприятия общественным сознанием видится достаточно обширной. Так, работы отечественного исследователя политических процессов в СССР и советской идеологии Д. М. Фельдмана посвящены общетеоретическим вопросам, связанным с изучением практик бытования советских идеологем (негативно и позитивно маркированных), терминологии власти в советском обществе, советской идеологии в контексте политической истории России и т. д.[39] В своей докторской диссертации, предметом исследования которой является советская идеология как историко-культурный феномен в целом и как технология манипулирования общественным сознанием в частности[40], Д. М. Фельдман отмечал, что «любая идеология немыслима вне опоры на исторический контекст, на то или иное осмысление истории. Осознавая это, один из основателей советской историографической школы 1920-х гг. М. Н. Покровский настаивал на предельной идеологизации всех курсов истории, всех работ историков». «Советская идеология рассматривается как совокупность установок, реализовывавшихся и в пропагандистских кампаниях, и в работах советских историков (пусть не всех, но подавляющего большинства), аналогично и в трудах философов, филологов, правоведов, и в юридических документах, и в административной практике, и в учебных пособиях, и в справочных изданиях, и в художественных произведениях»[41].

В диссертации П. Б. Гречухина, посвященной довоенному периоду (1934–1941)[42], рассматривается важный сюжет, связанный с деятельностью политико-идеологического механизма по формированию исторического сознания в СССР. В ней выявляются методологическая и идеологическая ориентация научных, вузовских, школьных кругов, от чего во многом зависел успех внедрения новой концепции в сознание общества[43]. П. Б. Гречухиным процесс формирования исторического сознания советского общества во второй половине 1930-х – начале 1940-х гг. характеризуется как сложное и многоплановое явление советской истории. Ведущую роль в этом процессе традиционно играл фактор активного государственного влияния. В результате автор делает вывод, что воздействие государства на историческую науку привело в целом к методологической унификации науки в русле сталинской интерпретации марксизма[44]. В этом же ключе выдержана и диссертация О. В. Гришаева[45].

В современной историографии, посвященной изучению вопросов идеологии в советский период, наибольший исследовательский интерес вызывает период сталинизма как наиболее насыщенный в политико-идеологическом плане и связанные с этим феноменом годы Великой Отечественной войны, когда идеология проявляла себя максимально ярко. Так, в диссертации А. Л. Сафразьяна[46] предметом исследования стали закономерности в формировании внешней политики СССР в 1939–1941 гг., обусловленные влиянием идеологического фактора. Автор отмечал, что «идеологический фактор как глобальный феномен, определяющий жизнь общества в самых разных ее проявлениях, недостаточно учитывается отечественной историографией при исследовании внешней политики СССР. Недооценка роли идеологии связана, в первую очередь, с методологическими проблемами. Историки остаются либо на консервативно-советских позициях, либо придерживаются либерального курса, который склонен существенно занижать влияние идеологии на исторический процесс»[47].

В диссертации И. А. Токарева, посвященной партийно-государственной политике СССР в сфере идеологии, культуры и образования в годы Великой Отечественной войны, отмечается особая роль и значимость государственной политики по мобилизации духовно-нравственных сил и культурных традиций нации в переломные периоды ее существования. В работе был обобщен и проанализирован исторический опыт разработки и реализации партийно-государственной политики СССР в сфере идеологии, культуры и образования в годы войны, выявлены и показаны изменения задач и направленности агитационно-пропагандистской работы советского государства после нападения Германии