Исторический Иисус. Древние свидетельства жизни Христа - [78]
Удивительно, что даже Чарльз Бирд (которого часто называют «главным защитником» исторического релятивизма[587]) полностью признает эту проблему. Мало кто описывает ее так ярко и убедительно, как он сам:
«Современная критика показывает, что апостолу относительности уготована гибель от чада его же собственного мозга. Если все исторические концепции относительны и зависят от происходящих событий... то сама концепция относительности тоже относительна. Когда в истории отвергаются абсолюты, отвергается и абсолютизм относительности... концепция относительности тоже исчезнет, как исчезли предыдущие концепции и интерпретации истории... скептик относительности в свое время тоже исчезнет... апостол относительности обязательно будет казнен своей же собственной логикой»[588].
Во-вторых, те, кто утверждает, что объективные действия должны отменяться или опровергаться субъективными действиями, делают ложный вывод. Как объясняет Мортон Уайт, «то, что у историков есть предубеждения, само по себе не может быть доводом против существования безличных критериев». Вывод, что предрассудки опровергают всякое историческое знание, ошибочен; с тем же успехом можно было бы утверждать, что эмоции, которые вызывает у врача болезнь пациента, означают невозможность правильного диагноза[589]. С этой мыслью соглашается и Эрнест Нагель: «... сама по себе избирательность в исследовании – не повод сомневаться в объективно подтвержденном характере его выводов...»[590]
В-третьих, неадекватность релятивистского подхода к историографии состоит в том, что его сторонники не проявляют скептического отношения к собственной позиции – возможно, потому, что иначе писать исторические труды было бы невозможно. Поэтому, несмотря на свой релятивизм, они стремятся описать то, что действительно происходило в истории. Уайт критикует скептический подход Бирда, поскольку он не распространяется на «научные работы» последнего, посвященные сущности истории[591]. Так, собственную работу об экономическом подходе к американской конституции[592] Бирд считает «объективной и основанной на фактах»[593]. Эту проблему признает и Майерхофф, отмечая, что Бирд «так и не находит золотой середины» между объективными и субъективными элементами в собственной историографии»[594].
В-четвертых, предрассудки можно допускать, признавать и исправлять. По словам Нагеля, «уже то, что мышление, окрашенное предрассудками, можно выявлять, а его истоки – исследовать, означает, что стремление к объективному изучению истории вовсе не безнадежно»[595]. Историки могут избегать разрушительных последствий предрассудков. И хотя от некоторых предрассудков нельзя избавиться полностью, Уолш напоминает: «Каждый известный историк признает, что его работа нуждается в определенной объективности и беспристрастности», которые позволяют отделять факты от пропаганды, эмоций и личных заблуждений[596].
В-пятых, индуктивные методы, обычно применяемые к историографии, дают познаваемые результаты. Уолш, хотя и придерживается умеренных взглядов по этому вопросу, объясняет: «Исторические выводы так же нуждаются в доказательствах, как и естественнонаучные»[597]. Бирд даже соглашается с этим выводом: «Историк... видит, как доктрина относительности рушится в холодном свете исторического знания»[598].
Пожалуй, заслуживает удивления то, что историки, которых часто относят к релятивистам, признают возможность знаний о событиях прошлого[599]. Карл Маннхайм, которого Гардинер называет «пожалуй, самым упорным из современных сторонников исторического релятивизма»[600], соглашается, что присутствие субъективных соображений «не предполагает, что нужно отвергнуть постулат объективности и возможность принимать решения при обсуждении фактов»[601]. Поддерживая мысль о возможности объективных фактов, Блейк обращает внимание на значительный объем исторических исследований, признаваемых всеми историками[602].
Все это позволяет нам заключить, что попытки релятивистского подхода к историографии сопряжены со многими проблемами (помимо перечисленных)[603] и потерпели неудачу. Субъективные факторы, часто влияющие на историков, конечно же существуют. Те, кто настаивает на объективности исторического исследования, в этом не сомневаются[604]. Но объективность возможна в том смысле, который объяснялся выше: объективность как результат адекватного изучения данных и применения к этому результату соответствующих стандартов критики, в том числе альтернативных тезисов, укладывающихся в рамки вероятности. На все вопросы, вызывающие сомнение, необходимо дать ответ, а это подразумевает дальнейшее развитие аргумента и/или его модификацию.
В чем же именно заключается работа историка? Как производят исторические исследования?
О событиях прошлого можно узнать (с определенной долей вероятности) в результате тщательного исследования фактов. Единственный источник знаний о событиях прошлого – изучение имеющихся исторических свидетельств. И хотя сам историк, как правило, не принимает участия в изучаемых событиях (если, конечно, он не присутствовал при них изначально), он может исследовать относящиеся к ним данные: рассказы очевидцев, письменные документы, прочие записи, сооружения, археологические находки. Развиваемые историком концепции должны основываться на таком материале. Данные инструменты – часть методологии исторических исследований
