Исторические заметки о Литве - [4]

Таким образом введенное в Литву на короткое время, усилиями крестоносцев, христианство не могло иметь того спасительного влияния на народ литовский, какого должно было ожидать от чистоты и святости его учения. Накинутое насилием, оно было принято по необходимости, и отринуто при первом удобном случае. Казалось, Провидение хотело просветить этим уроком литовский народ и показать ему опасность соединения с западом. К сожалению, урок этот вышел из памяти отдаленных преемников Миндовга, из коих одни для личных и временных выгод, а другие по причине недальновидности, вовлекли насильно народ свой в неестественный союз с Польшею, и приготовили ему одинаковый с нею жребий. Несравненно успешнее проникало христианство со стороны русских проповедников, путем кротости и убеждения. Учение мира и любви должно быть проповедуемо не иначе, как в мире и с любовью. А между тем оно распространяемо было крестоносцами огнем и мечем. Поступки их произвели в сердцах Литовцев такую к ним ненависть, что одно приведение им на память Рыцарей приводило их в ожесточение. Оттого то и самое римско-католическое вероисповедание сделалось для них предметом отвращения и ненависти. Русские же проповедники не употребляли никакого насилия, излагали в простоте высокие истины Завета, которые простые и чистые сердца принимали скоро и охотно. Выше сказано было о некоторых членах княжеских фамилий, обращенных в христианство русскими проповедниками. Но гораздо блистательнейший успех получило христианство в Литве после обращения Войшелга, который, находясь при дворе Даниила, и научась истинам Завита, не только принял крещение по восточному обряду, но даже постригся в монахи и был потом ревностнейшим поборником православия в своем отечестве. Узнав об умерщвлении отца, он немедленно отправился в Новогрудок. Строгия меры, принятые им для обличения и наказания виновников его смерти произвели большое волнение в государстве. 300 граждан, вероятно чувствуя себя прикосновенными к этому делу, с женами и детьми переселились в 1265 г. в Псков и приняли там крещеное. Многие из них, возвратясь по смерти Войшелга в отечество, принесли с собою принятое ими вероисповедание которое с успехом передавали соотечественникам. Спустя год после этой эмиграции, последовала другая. Знаменитый Довмонт, сообщник Тройната, с семейством и дружиною, числом в 500 человек, перешел также в Псков, где, также приняв крещение, посвятил жизнь свою на службу новому отечеству, и служил ему ревностно и верно до смерти защищая мужественно республику от ее неприятелей, в особенности от ливонских рыцарей. В свободное время он забавлялся охотою особенного рода. Собрав небольшой вооруженный отряд, выходил из Пскова, переправлялся через Двину и, наловив несколько десятков Литовцев, приводил их в Псков, обучал правилам христианской веры, потом, окрестив их, снабжал всем нужным на дорогу и отпускал в отечество, и ни в одной летописи нет следов, чтобы кто-нибудь из новокрещенных, по возвращении в Литву, перешел опять в язычество. Не явственно ли это убеждает, что ни Русские Литовцев, ни Литовцы Русских не считали чуждыми?

Но самое торжественное доказательство этого мнения состоит в том, что после смерти Миндовга, литовцы выбрали главою своего государства русского князя Шварна Даниловича, князя Хелмскаго и Дрогичинскаго. Утверждение его династии моглобы навсегда соединить два поколения: но к несчастию Шварн по вступлении своем на престол жил только два года. По смерти его Войшелг вышел из монастыря и занял престол своего отца. Воспитанный и утвержденный в христианской вере и православии, он всеми силами старался сделать его господствующим в государстве. Для этой цели сносился в 1266 году с новгородским князем Святославом Ярославичем, который обещал ему прислать священников из Пскова, как ближе освоенных с языком и обычаями Литовцев. Летописцы не говорят действительно ли прибыли в Литву обещанные проповедники, но и без них, как сказано выше, не только из ближайших, но даже из отдаленных стран Русси, лица как светские, так и духовные, теснимые татарами, толпами переселялись в Литву и под покровительством православного князя проповедовали беспрепятственно и успешно в ней слово Божие.

Этот блистательный период торжества православия в Литве, которое так непринужденно, так искренно принимаемо было туземцами и так быстро распространялось по их отечеству, которое подавало столько приятных надежд русскому населению и обещало нравственных выгод литовскому народу, — прекращен был вероломным поступком Галицкаго князя Льва Даниловича. Чтобы овладеть престолом своего брата Шварна, он умертвил предательски Войшелга, заманив его к себе под видом дружбы. Литовцы отвергли цареубийцу и выбрали великим князем Свенторога, ревностного язычника. Обстоятельство это отсрочило на 40 лет успехи православия в Литве, хотя русский элемент продолжал составлять в великом княжестве преимущественную его силу.

С 1267 по 1283 год восходили на великокняжеский престол шесть государей. погибавших по большой части насильственною смертию. Наконец выбран был великим князем Лютавор, князь Ейрагольский, котораго династия царствовала в Литве до прекращения ея существования как государства. Правление Лютавора, а в особенности сына его Витенеса, примечательно беспрерывными войнами с крестоносцами, которых силы возросли в это время до необыкновенного размера. В особенности Витенес вовремя 20-ти летнего своего царствования, каждый год должен был бороться с ожесточенными и страшными врагами. Крестоносцы беспрестанно нападали на великокняжеские земли, грабили и опустошали их и предпринимали несколько раз осаду Гродна, и один раз, в 1284 г., взяли его приступом и разорили до основания. Витенес вскоре отстроил город, и видя, что усилия крестоносцев обращаются беспрерывно на этот важный пограничный пункт, сделавшийся складом военных запасов Литвы, устроил в нем новые сильные укрепления, увеличил гарнизон и начальство над городом и областью поручил благоразумному и храброму старосте Давиду, сыну знаменитого Довмонта Псковскаго. Невозможно при этом случае не привести на память великодушного поступка Давида в отношении к Пскову, его родимому городу. Он свидетельствует не только о прекрасных качествах души Давидовой, но вместе с тем служит явственным подтверждением сказаний о тех дружелюбных отношениях, в каких находились русские к литовцам.