Исторические рассказы и биографии - [63]

— Потерпи немножко! Вот, они скоро нагрянут на нас…

— Да, пожалуй, если мы на них не нагрянем.

— Они в Квилапало стоят уж третий день; Синиаго был тут и сказывал.

— Синиаго?… Это тот, что года два назад перебежал к неприятелю, когда увели наших лошадей в Сан-Карлосе.

— Тот самый.

Часовой с недоверчивостью покачал головой. Залазар продолжал:

— Если он правду говорит, то этот разбойник Пико собирается не в шутку на нас напасть. У него больше четырехсот человек, Испанцев и Индейцев. А нас всего тридцать два человека, и помощи ждать не от кого.

— Это точно, что нас немного… — сказал часовой и стал задумчиво копать землю своею обнаженною саблей.

Потом, помолчав немного, Коронадо стал вдруг беспокоен, и с гордостью поднял голову. В глазах его горела необузданная отвага и ненависть; лице налилось кровью, и верхняя губа, едва опушенная только что пробившимися усами, судорожно дрожала.

— Дон Залазар! — вскричал в исступлении часовой, — пора этому зверю погибнуть!

— Кому это?

— Испанцу Пико. Да, клянусь жизнью моей матери, я докажу этому разбойнику, что одной жизни довольно, чтобы с ним справиться! Либо он, либо я должен погибнуть, если только мы не пропадем оба, что, впрочем, для меня все равно.

— С ума ты сошел, Коронадо?

— Положим, что так. Вот видите ли: если я его не убью, так я все равно умру от злости и бешенства. Нет, я должен, непременно должен отрезать ему голову, а то и мне не жить на свете.

— Да как же ты это сделаешь, дикарь?

— Я просто пойду туда, к нему. Неужели ж между мною и Пико целый океан, что я не достану его своим кинжалом?

— Хорошо, пойдешь. Но прежде, чем ты до него доберешься, триста копий взбросят на воздух твой труп, как пылинку; лучше бы тебе…

— Дон Залазар! Если вы не дадите мне четырех надежных товарищей, так я брошусь вот отсюда прямо в ров: умру, как дурак, если уже вы не хотите дать мне умереть молодцом.

— Ну, хорошо, хорошо; я тебя знаю, ты из храбрецов храбрец. Но, дитя ты мое! Скажи мне, как ты хочешь распорядиться?

— Я ничего не знаю; у меня одна только мысль — убить этого врага отечества. А как это будет?.. Скажите, дон Залазар, вы думаете, что Синиаго в самом деле к нам перебежал, когда он недавно только передался от нас? Пусть меня привяжут к дереву и вымажут медом[26], если Синиаго не пришел к нам просто шпионом. Во всяком случае надо его употребить в дело. Пойду я и скажу Синиаго, что хочу убить Пико там, где он есть, и что мне нужны его советы, как тут быть, чтобы дело пошло удачнее: пропаду я, или нет, это в счет не пойдет, а вот если мне не удастся, если этот заколдованный Испанец увернется от моего кинжала, то четыре пули товарищей отправят этого приятеля Синиаго дезертиром в ад. Поверьте, что с таким уговором он даст мне самые, лучшие наставления. Когда я узнаю от него все, что мне нужно, отправлюсь я с четверыми товарищами в Квилапало. Там я знаю все места так же хорошо, как свой карман, как сабля знает свои ножны, и если кому-нибудь придется умереть, то уж конечно не товарищам, которых я прошу.

— Ну, делать нечего, с Богом! — сказал с глубоким вздохом Залазар.

Прощаясь с юным воином и с его товарищами, как отец прощается с детьми на вечную разлуку, Залазар плакал.

При захождении солнца подъемный мост крепости дрожал под пятью всадниками, которые потом взяли влево на Вергару. Переправившись через реку на пароме, они повернули в горы Негреты и пропали из глаз остальных защитников крепости, собравшихся на валу.

III

Несколько раньше полуночи с 3 на 4 сентября, в двух выстрелах от лагеря Пико, четыре человека сидели неподвижно, притаившись в частом кустарнике. В лагере было совершенно тихо: отряд получил предписание завтра с рассветом выступить в поход и отдыхом приготовлялся к трудам. Сам Пико спал крепким сном, как вдруг разбудил его громкий лай его Неприятеля. Он вскочил и схватился за оружие. Долго он сидел, прислушиваясь, но не слышал никакого подозрительного шума; однако собака продолжала сердито ворчать и изредка лаять по направлению к саду.

— Это, должно быть, какой-нибудь разбойник Индеец подбирается потихоньку к моему коню, — сказал Пико, выходя из шалаша.

Через минуту он вошел назад, дрожа от холоду.

— Ну, смотри, — вскричал он, обращаясь к собаке, — если еще раз ты поднимешь фальшивую тревогу, то я тебя удавлю своими руками.

Потом он прибавил дров в огонь, посушил свои измокшие ноги и уже собирался опять лечь, как Неприятель снова залаял с большим бешенством, как будто опасность приблизилась. Пико ударил ее в бок ногой, так что собака откатилась до самого костра; тогда она поняла, что ее совета не спрашивают, свернулась на земле клубком и заснула так же крепко, как ее хозяин.

Дрова, прибавленные в огонь, почти уже сгорели, так что в шалаше был только слабый свет от тлеющих угольев. Человек с непокрытой головой, почти без одежды, с голыми ногами, поднял шкуру, висевшую в дверях, и без малейшего шуму, так тихо, как муравей, вполз в шалаш. Собака с воем кинулась на смельчака; но быстрый взмах широкого кинжала мгновенно пригвоздил ее поперек тела к земле. В тоже мгновение Пико и Коронадо боролись на смерть: один старался схватить свое оружие, другой частыми ударами кинжала полосовал его тело, где было удобнее. Недолго продолжалась неровная борьба; последний сборный крик Пико замер под острым железом.