Исторические повести - [56]

— Этого не случилось, друг мой Хайран, — жаловался Кудзула. — Сита с нами, и в доме сущий ад. Я стараюсь уезжать. Не могу же я выгнать на улицу собственную дочь.

•

Как ни трудно было, но Сфрагис удалось поправить здоровье матери, и настал день, когда Яхмос сказал, что Син-Нури может отправиться в Пальмиру и что такое путешествие не повредит ее здоровью. Однако сам он не хотел, чтобы семья Мериона покинула Александрию. Ему нравилась Сфрагис, он полюбил ее и не мыслил, как будет жить, когда она навсегда покинет Александрию.

«Что мне делать? — спрашивал себя Яхмос. — Сейчас они дожидаются отца, но отец приедет, и Сфрагис покинет Александрию. Как же быть?»

Судьба Яхмоса должна была решиться в тот день, когда приехал его отец. Яхмос рассказал Петехонсису всю историю Син-Нури, рассказал все, что ему было известно о ее болезни, и сообщил отцу, что подозревает самое тяжелое заболевание легких, которое не поддается исцелению.

— Знаешь, отец, если бы я мог оставить копский монастырь, я бы поехал с ними в Пальмиру и хорошим уходом за больной я бы продлил ей жизнь… Это нужно для Сфрагис.

Петехонсис вспомнил красивую и добрую девушку Сфрагис, и его веселые глаза загорелись огоньками.

— Я понимаю тебя, Яхмос. Когда посмотрю больную, подумаю, как тебе помочь.

Лечение Яхмоса взыскательный Петехонсис одобрил и похвалил. Он был доволен тем, как сын правильно понял тяжелую болезнь Син-Нури и как хорошо и верно назначил целительные травы и коренья. Все было так, как сделал бы сам Петехонсис.

— Я думаю, ты сумеешь принести пользу жителям Пальмиры, если поедешь туда, — сказал Петехонсис. — Но прежде чем дать тебе благословение, я поговорю с Хайраном.

Настал день, когда Хайран признался Кудзуле, что очень не хочет расставаться с молодым лекарем и намерен пригласить его в Пальмиру.

— Мне кажется, что Яхмос создан для Сфрагис, а она родилась для того, чтобы украсить его жизнь. И как славно мы заживем все вместе в моем доме! И если Яхмосу удастся продлить жизнь бедной Син-Нури, то это будет великим благом. Это будет угодно всем богам — и нашему великому Белу, и богу коптов Иисусу Христу. Надо тебе сказать, что копты очень преданы своей вере и всеми силами стараются угодить своему богу, который требует от них бесконечного терпения и любви к человеку. Мне кажется, что знаменитый Петехонсис и его сын Яхмос угождают своему богу в полной мере, а людям от этого великая польза.

Когда Петехонсис стал расспрашивать Хайрана, пригодится ли искусство лекаря в Пальмире, стоит ли Яхмосу покидать Александрию, Хайран радостно схватил руки Петехонсиса и так долго тряс их, что лекарю пришлось силой вырываться из крепких объятий Хайрана.

— Я хотел тебя просить об этом, благородный Петехонсис. Я вижу, ты научил своего сына великому искусству исцеления и, возможно, переписал для него священные папирусы фараонов. Он надежный человек и может принести большую пользу людям. Если ты отпустишь его, право же, он расцветет в нашем городе и прославит знания египетских лекарей. А если он попросит руку Сфрагис, то могу тебя заверить, что ее родители вместе со мной благословят их для счастливой жизни. А в честь такого события, весьма радостного для меня, я оставлю для коптского монастыря кошель с серебром пальмирских царей. Я знаю, что нет конца заботам о больных и немощных и деньги эти пригодятся для доброго дела.

В тот день, когда караван Хайрана покидал Александрию, на пыльной дороге, ведущей в сторону Пальмиры, в последний раз прощались с уезжающими Мерион и Петехонсис. Мерион не смог скрыть свои слезы, потому что надолго, а может быть, и навсегда расставался с женой и дочерью. А Петехонсис хоть и был весел, но уронил слезу, расставаясь с сыном, которого он очень любил и ценил; они были большими друзьями.

— Великое счастье выпало на мою долю, — говорила Син-Нури, когда узнала о предстоящей свадьбе Сфрагис и Яхмоса.

Они прибыли в Пальмиру, когда все еще говорили о царице Зенобии, но не столько печалились о ней, сколько радовались тому, что кончились военные походы и сыновья не рискуют жизнью на полях сражений.

К свадьбе готовились долго и тщательно. Не очень торопились. Яхмос хотел дождаться того дня, когда Син-Нури окрепнет и сможет вместе с молодыми радоваться и веселиться. Он понимал, что Син-Нури в опасности, но, согласно учению Петехонсиса, он знал, что воля к жизни может преодолеть самый опасный недуг. Он видел, как радостно встречает больная каждый новый день, и это говорило ему о многом. Он был полон надежд.

Хайран, вспоминая свою любимую дочь, не мог не печалиться. Он каждый день думал о Байт, но никогда не позволял себе скорбных разговоров. Он был рад, что может осчастливить Сфрагис, что полон жизни его богатый дом. Ему было о ком заботиться, и потому стоило водить караваны.

Как-то, продав с выгодой дорогие александрийские вазы из полупрозрачного алебастра, Хайран вспомнил Александрию, бедную харчевню, где он купил Сфрагис и рабов, предназначенных для строительства буддийского храма в Каписе. Он вспомнил красивую гречанку Каллисфению и скульптора Феофила, который уговорил его купить эту рабыню, чтобы сделать ее натурщицей для ваятеля.