Исторические очерки Дона - [8]

На низовьях Дона и Донца создался свой особый тип казака — Низового. В него влилась левантийская кровь горцев Кавказа, татар Крыма и турок Анатолии. Стал он черноволос, черноглаз, высок ростом, строен и красив лицом с тонкими чертами, кое-где по туземному обычаю стал брить бороду. В язык вошли слова с неРусскими корнями — татарскими и турецкими. В обычай вошел красивый, вежливый рыцарский быт горских народов Кавказа.

Иное случилось на верхах, в среднем течении Дона и Донца, на реках Хопре и Медведице. Тамошний казак-старообрядец брезговал магометанками востока, он искал женщин у себя дома, приводил из мест, откуда и сам пришел, своих «родимцев» и «родимок». От них и народился тип казака Верхового. Широкие, светловолосые, голубоглазые и сероглазые, основательные стали по верхам Дона казаки старообрядцы. Крепче там была семейная жизнь, и хотя земля там была много хуже, чем на низах, одолевали пески — там раньше стали пахать землю и сеять хлеб. Стал там — казак «лапотник». «Сипа» — презрительно кинул ему воин, низовой казак. Верховый не остался в долгу, ответил: «Чига востропузая». Так и разделился Дон на Верх и Низ, разделился, но не раскололся. По-прежнему все войско Донское стояло заедино, «единую думушку думало» — о чести и славе своего родного войска Донского. Когда приходило время — собиралось все войско на низ, к Раздорам, или к Монастырскому городку, выбирать всем войсковым Кругом атамана, решать большие вопросы, с кем и где воевать — ибо война была жизнь и смысл жизни казака.

Когда появились прирожоные казачки, имевшие отцами казаков, простое сожительство с ними стало неудобным. Девушке нужно было оправдать себя перед родителями. Своя «кровинушка» дорога была казаку. Не хотел он видеть девичьего срама, не хотел равнять свою дочь с пленницей — ясыркой.

Церквей и священников по городкам казачьим в ту пору не было. Жизнь была все еще проста и порядочно дика. Вошло в ту пору в обычай, когда подружится казак с казачкой, заведет себе зазнобу, «любушку», шел он с нею в праздничный день на площадь-майдан, приглашал станичного атамана, стариков и родителей нареченной невесты, брал ее за руку и объявлял всенародно:

— Ты будь мне жена!

Казачка отвечала:

— А ты мне муж!

— Согласны оба? — спрашивал атаман.

— Ну, чего там еще, — смущенно закрывая лицо, говорила пунцовая от счастья и стыда казачка, — согласны!

— Ну в час добрый.

Еще казачьим новым куренем становилось больше в станичном городке.

Если мужу надоедала семейная жизнь, если вдруг потянет его в большой и опасный долгий поиск, из которого не надеется он вернуться целым невредимым — выводил он жену опять на майдан, становился у часовни-голубца и объявлял казакам:

— Вот, атаманы-молодцы, поглядите, — кому люба, кому надобна?.. Она мне гожа была, работяща и домовита. Бери, кому надобна.

Женщин было мало на Дону, и почти всегда такая покинутая жена находила охотника взять ее себе в жены. За деньги, за вещи, а иногда и просто за попойку муж отдавал свою жену, пропивал ее.

Но, если не находилось охотника взять в жены, казак отпускал ее.

— Иди куда хочешь. Никому не надобна.

Приходилось такой жене мыкать горе по чужим людям, поступать в батрачки, в няни, в прислугу к какому-нибудь семейному казаку подомовитее.

Так в XVI веке зародилась на Дону семейная жизнь донских казаков, о которой в песне про Ермака так поется:

«Ермак тремя стами казаками город взял

Город взял он Казань и царю отдал,

Избавил Ермак войско Царское от урона,

За то пожаловал Царь Ермака князем

И наградил его медалью именною,

Да подарил Ермаку славный тихий Дон.

Со всеми его речками и проточками.

Как возговорит Ермак Донским казакам:

„Пойдемте, братцы, на тихий Дон, покаемся,

Не женатые, братцы, все поженимся“».

Глава VI

Казачий быт в XVI веке. Свадьбы. Жена и мать казака. Детские игры и воинское обучение. «Шермиции». Масляничные гулянья. Примерные бои. «Прощеный» день.

Сложнее становилась жизнь казаков по донским станицам. Полнились они уже не только пришлыми людьми, прошедшими тяжелые испытания пути, много перенесшими, крепкими и сильными, но росли по станицам и дети, и явилась забота, чтобы выросли они казаками.

Свадебный обряд стал мягче. Уже не на площади среди гуляк казаков совершался он, но в станичной избе, где в красном углу стояли образа и теплились лампады и свечи. Туда и приходили атаман, родители и родичи жениха и невесты. Жених, принаряженный, являлся туда с невестой, тоже одетой в лучшее платье. Они молились перед образами, кланялись в пояс на четыре стороны собравшимся, потом жених кланялся невесте и говорил:

— Ты, скить, Настасья, будь мне жена.[1]

Невеста становилась на колени, кланялась жениху в ноги и, поднявшись, отвечала:

— А ты, скить, Гаврила, будь мне муж.

После этого жених целовался с невестой и все присутствующие их поздравляли.

В случае, если брак был неудачен, муж приводил жену в станичную избу и говорил:

— Вот, скить, честная станица, она мне не жена и я ей не муж. Почти всегда отказанную кто-либо из присутствующих прикрывал полою кафтана и тут же брал ее в жены.

Когда в станицу приезжал священник, все, кто раньше не был обвенчан по-церковному, венчался у него, и это была гордость казачки завершить брак в станичной избе церковным обрядом.