Историческая традиция Франции - [24]
Жизнь местных пастухов произвела сильное впечатление на историка-романтика: «Эти кочевники, переносящие все с собой, друзья звезд, частью астрономы – частью колдуны в своем извечном одиночестве, остаются приверженными азиатской жизни… среди нашего Запада»[128]. По оценкам середины ХIХ в., численность перегоняемых здесь овечьих стад достигала миллиона голов.
С середины ХIХ в. в рамках общегосударственных мероприятий восстановления французских лесов началось облесение ланд, и в настоящее время посадки сосны занимают значительную часть департамента Ланды, сделавшись ресурсом для деревообрабатывающей промышленности. Другим нововведением явилось интенсивное разведение домашней птицы. Район остается и центром пастбищного животноводства.
«Чудовищным барьером» предстали взору Мишле Пиренеи – не комбинацией горных вершин и долин, как в Альпах, а сплошной стеной, понижающейся лишь с двух сторон к морскому побережью и потому недоступной для всякого сообщения бóльшую часть года. Эта огромная, почти непроходимая стена символизировала в глазах историка «границу двух миров» – тот самый рубеж, что предстал в «сражении между Европой и Африкой», франками и маврами во времена Роланда (VIII в.) и выявлялся в середине ХIХ в. контрастом между «дикостью» испанской приграничной территории по одну сторону Пиренеев и обжитостью французской земли по другую. Даже Барселона, удивлялся историк, «живет нашими быками; эта страна виноградников и пастбищ вынуждена покупать наш скот и наши вина»[129].
Земли на границе веками оставались предметом спора между Францией и Испанией, неоднократно переходя из рук в руки. Так средневековое каталонское графство Руссильон со своей столицей Перпиньян, теперь центр департамента Восточные Пиренеи, было окончательно присоединено к Франции лишь в 1659 г. Эта французская «малая Испания» запечатлелась Мишле зелеными лугами, черными овцами и каталонскими романсами в исполнении местных красавиц[130].
Все многообразие пограничного горного края ассоциировалось у Мишле с ярмарками в Тарбе. Нынешний административный центр департамента Верхние Пиренеи был с Х в. столицей графства Бигор, а стратегическим укреплением стал еще при римлянах и оставался таковым вплоть до недавних времен (с гарнизоном, казармами, оружейными и артиллерийскими мастерскими). Тарб – родина маршала Фоша, командовавшего войсками союзников на завершающем этапе Первой мировой войны, а также писателя Теофиля Готье.
Находясь в центре плодородной долины р. Адур, Тарб одновременно был известен как «город-рынок». На ярмарки в Тарбе сходились до 10 тысяч человек из округи более чем за 20 лье. Они представляли «все народности и все костюмы Пиренеев»: белый чепец Бигорры, коричневый из Фуа, красный Руссильона, иногда даже плоскую шляпу из Арагона или круглую из Наварры и остроконечный колпак с побережья Бискайскогозалива[131].
Однако над этим живописным традиционным миром нависала угроза в виде коммерциализации и аграрного перенаселения. В крае интенсивно происходили распашка лугов и ставшее бедствием еще в ХVII в. сведение лесов. В результате от богатых пастбищ оставалась теряющая плодородие сухая земля, а воды, которые удерживались лугами и лесами, потоками устремлялись вниз, неся опустошения полям, ради которых разрушалась естественная экосистема. Сказывалась и нехватка топлива. «Сбегая от собственных разрушений», крестьяне покидали горные долины[132].
Мысли об упадке древней цивилизации вызывала у Мишле судьба басков. Подобно руссильонцам, они – «привратники двух миров», не испанцы и не французы. К тому же баски – одна из древнейших народностей Европы, видевшая карфагенцев, кельтов, римлян, готов, арабов. Однако, обобщал Мишле, древние, «чистые расы», кельты и баски, Бретань и Наварра, должны были уступить первенство «смешанным расам» как периферия – Центру, природа – Цивилизации[133]. Когда-то баски владели Аквитанией и оставили о себе память названием области Гасконь. В IХ в. перешли в Испанию, основав королевство Наварры, позднее отошедшее Франции, сейчас это департамент Атлантические Пиренеи с центром – Байонна[134].
Средиземноморское побережье страны образуют две исторические области Лангедок и Прованс. Лангедок представляет горную систему, прорезанную речными долинами. Побережье менее благоприятно для освоения, чем в Провансе, морские сообщения затруднены, береговая линия неустойчива. В результате с завершением римского владычества, когда предпринимались активные усилия по устроению портов при помощи каналов, как в Нарбонне, Лангедок «отступил от моря», его прибрежные города не стали крупными портами. История Лангедока оказалась «больше континентальной, чем морской»[135].
Гористое плато на севере и засоленные низины на юге не способствовали развитию агрикультуры. Однако местному населению «не откажешь в жизнелюбии и энергии»[136], – заметил Мишле. Люди Лангедока упорно и находчиво использовали местные ресурсы, создав уникальные виды производства, отчасти сохранившиеся до сих пор. Из века в век живут аквакультура (разведение устриц и мидий) и использование минеральных источников. Побережье превратилось в крупнейший бальнеологический курорт, а долина в центре провинции стала самым обширным во Франции виноградником (350 тыс. га)
