Историческая неизбежность? Ключевые события русской революции - [44]

В начале июля 1917 г. после недолгих колебаний петроградские большевики решили обратить себе на пользу мятеж пулеметного полка, солдаты которого сопротивлялись отправлению на фронт, и захватить власть от имени Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Эта попытка сорвалась, когда правительство обнародовало информацию о сговоре Ленина с немцами: разоблачение возмутило солдат и положило конец мятежу. Многие большевики были арестованы, а Ленину вновь пришлось бежать и прятаться. Казалось, угрозу слева Временное правительство отразило.

Но теперь возникла угроза справа, которую Керенский счел гораздо более серьезной. Постфактум он напишет: «Только с этой стороны [справа] на тот момент существовала реальная опасность»{128}. Действительно, и в августе, и позднее Керенский пребывал в уверенности, что военные готовят заговор с целью его устранения и установления диктатуры{129}. Этот ни на чем не основанный страх привел его к фатальным просчетам, к ненужному конфликту с генералом Корниловым, в результате которого большевикам был открыт путь к власти.

Корнилову на тот момент исполнилось 47 лет. Он родился в семье сибирских казаков. В 1915 г., командуя дивизией, был ранен и попал в австрийский плен, сумел бежать и добраться до России. Человек легендарной отваги, он с отвращением наблюдал за распадом российской армии и беспомощностью Временного правительства. На исходе лета 1917 г. Корнилов пришел к выводу, что правительство стало заложником социалистов-интернационалистов и вражеских агентов, окопавшихся в Совете. Хотя он до тех пор не вмешивался в политику, этот вывод способствовал тому, что Корнилов стал прислушиваться к голосам, предлагавшим ему диктаторские полномочия. После неудавшегося большевистского путча Керенский поручил Корнилову восстановить дисциплину в войсках. Девятнадцатого июля он предложил Корнилову должность главнокомандующего, но тот настаивал на серьезных реформах: восстановлении воинской дисциплины, включая смертную казнь за мятеж и дезертирство, и подчинении таким же правилам оборонной промышленности. Такими требованиями Корнилов загонял Керенского в угол, поскольку премьер-министр во многом зависел от Совета, а Совет не дал бы согласия на подобные меры. Корнилов проинформировал Керенского, на каких условиях он готов возглавить вооруженные силы России: 1) он будет отвечать только перед своей совестью и перед страной; 2) никто не будет вмешиваться в его назначения командиров или в оперативные приказы; 3) дисциплинарные меры, на которых он настаивал, будут распространены и на тыловые части и 4) правительство примет все его предварительные условия{130}. Керенского требования Корнилова так возмутили, что он подумывал даже отменить назначение его главнокомандующим, но от этой идеи отказался и предпочел списать «наглость» Корнилова на «политическую наивность» генерала. Главным образом эти требования были направлены против действий Совета, в особенности Приказа № 1, позволявшего Совету отменять распоряжения военного командования. Переговоры между двумя сторонами затянулись, и Корнилов приступил к исполнению обязанностей главнокомандующего только 24 июля, получив заверения, что все его условия будут выполнены.

К несчастью, Керенский никак не мог сдержать свое слово. Во-первых, он полностью зависел от Исполкома Совета, в глазах которого любые попытки восстановить военную дисциплину, особенно в тылу, представляли собой «контрреволюцию». Чтобы выполнить обещания, данные Корнилову, Керенский должен был рассориться с социалистами, а только они его главным образом и поддерживали. К тому же генерал казался ему конкурентом, норовящим занять его место. Итак, вместо того чтобы сотрудничать с Корниловым и постараться выполнить его условия, Керенский отменял свои обещания одно за другим: 7 августа он заявил, что ни под каким видом не согласится на смертную казнь для провинившихся солдат из тыловых частей. А 11 дней спустя Совет почти единогласно проголосовал за резолюцию большевиков, отменявшую смертную казнь и на передовой.

Две России сошлись лицом к лицу: премьер-министр представлял Россию социалистического интернационала, генерал – патриотическую Россию. Им невозможно было примириться. Третьего августа Корнилов явился в Петроград, и кабинет министров собрался на закрытое заседание, чтобы обсудить ситуацию на фронте. Когда Корнилов описывал соотношение сил, Керенский вдруг подался вперед и шепотом, на ухо, просил его быть осторожнее. Корнилов рассудил, что предостережение касалось министра сельского хозяйства Чернова.

Этот инцидент потряс главнокомандующего: Корнилов понял так, что по меньшей мере одного члена кабинета подозревают в передаче военных секретов врагу. В его глазах все Временное правительство отныне выглядело некомпетентным или изменническим.

Через несколько дней, 6 или 7 августа, Корнилов выдвинул три недоукомплектованные дивизии в точку примерно на полпути между Москвой и Петроградом. На вопрос о причинах такого распоряжения он ответил, что готовится к подавлению вероятного большевистского переворота в любой из столиц и что разрешение правительства ему для этого не требуется. России, утверждал генерал, отчаянно необходима «твердая рука». «Я не контрреволюционер, – оправдывался он, – я ненавижу старый режим, он дурно обращался с моей семьей. К прошлому возврата нет, да и нет нужды возвращаться. Но России нужна авторитетная власть, которая спасет ее, с честью доведет до конца войну и подготовит страну к Учредительному собранию. В нынешнем правительстве, рассуждал он, есть честные люди, но есть и те, кто все портит, кто губит Россию. А главное, сейчас в России отсутствует сильная власть и такую власть следует создать. Вероятно, мне придется надавить на правительство. Если в Петрограде вспыхнет мятеж, подавив его, я, возможно, войду в состав правительства и приму участие в формировании новой, сильной власти»