Историческая личность - [76]

– Ты не знаешь, на что я намекаю?

– Нет, – говорит Генри. – Хватит напускать чертов туман.

– Ну, – говорит Говард, – когда ты вернулся домой, а Майры там не оказалось, ты знал, куда она уехала?

– Конечно, – говорит Генри, – она оставила мне записку. Она всегда оставляет мне записки. На каминной полке. Она поехала к вам.

– Ты знаешь почему?

– Да, – говорит Генри, – в записке было написано. Помочь Барбаре. Ее беспокоит, как Барбара себя нагружает. Нас обоих беспокоит. Разве она не приехала?

– О да, – говорит Говард.

– Значит, так, – говорит Генри. – При чем тут все это?

– Мы думали, она была расстроена, – говорит Говард.

– Чудесная девочка Майра, – говорит Генри. – Собственно, у нее было тяжелое лето. Эта моя книга решительным образом не шла. Меня, как говорится, заблокировало. Слова никак не шли. Конечно, харизма – понятие очень сложное. И я, не исключено, немножко не в курсе новейших установок. В нашем возрасте так случается. Теряешь искру, чуточку умираешь. Ну, ты понимаешь, про что я. Она что-нибудь про это говорила?

Говард смотрит на лицо Генри, которое обзавелось усиками пивной пены, но ни о каких задних мыслях не свидетельствует, и говорит:

– Да, говорила.

– Я уверен, ей полезно выговориться, – говорит Генри. – Ей нужно, чтобы кто-то проявлял интерес. Не то чтобы я не проявлял, но она меня истощила. И, сказать откровенно, я в довольно скверном настроении, Говард. Не в лучшей моей форме. Она сказала, что я в скверном настроении?

– Да, – говорит Говард.

– Понятно, – говорит Генри. – Значит, у вас был долгий разговор.

– Да, – говорит Говард.

– Ну, что же, – говорит Генри, – поэтому ты вчера и беспокоился за меня?

– Да, – говорит Говард.

– Она что-нибудь еще про меня говорила? – спрашивает Генри.

– Она сказала, что с вашим браком не все ладно, – говорит Говард.

– Так и сказала? – говорит Генри. – Ну, как я и говорю, это лето было не слишком хорошим. Ну и книга добавила. Книги заставляют замыкаться в себе. Но ничего серьезного тут нет.

– Она считает наоборот, – говорит Говард. – Разве она не думает уйти от тебя?

– А она думает? – спрашивает Генри.

– Разве она тебе не сказала? – спрашивает Говард. – Ты не знал?

– Нет, – говорит Генри. – Она тебе так и сказала?

– Для тебя это так уж неожиданно? – спрашивает Говард.

– Не совсем, – говорит Генри. – Майра несчастна, пойми. Я не совсем то, в чем она нуждается. Я не могу дать ей все, что ей требуется от жизни. Она чувствует себя несчастной и звонит разным людям. Разговаривает с ними о нас. Иногда она отправляется и покупает новую посудомоечную машину «Мьель» или еще что-нибудь. Потому что все девочки, те, кого она называет девочками в своей компании, покупают посудомоечную машину «Мьель». Иногда она говорит о том, чтобы разъехаться, потому что все девочки из уни, в том, что она называет «уни», в ее компании говорят о том, чтобы разъехаться. Это своего рода модное женское занятие. Все жены словно бы только этим и заняты. Они хотят очень многого, а мы им этого дать не можем – того секса и внимания, который им требуется. Ну, мне уже пора. У тебя есть время еще для одной по-быстрому?

– Хорошо, – говорит Говард.

– Достань деньги из моего кармана, – говорит Генри.

– Обойдемся, – говорит Говард.

– Бери, Говард, – говорит Генри, протягивает руку поперек себя и выворачивает содержимое левого кармана на скамью и пол. – Вот.

Говард подбирает несколько монет и идет к стойке, где Хлоя стоит в своем викторианстве.

– Еще две пинты, – говорит Говард.

– Один из моих самых хороших, мистер Бимиш то есть, – говорит Хлоя, качая ручку, – каждый вечер здесь. Вчера был как огурчик.

Говард берет кружки и несет их назад через зал; когда он возвращается к красному плюшевому сиденью, Генри, подбиравший свои монеты, поднимает лицо, и Говард замечает, что в ямочке за его ноздрей угнездилась слезинка.

– Спасибо, – говорит Генри.

– Все в порядке? – спрашивает Говард.

– Ты должен простить меня за то, что я среагировал на ситуацию, которую мы описали, с моей обычной неадекватностью, – говорит Генри. – Конечно, она расстроена, не то она не обратилась бы к вам. То есть я хочу сказать, вы ведь в этом профессионалы, верно? В том, как разъезжаться. Майра все время говорит о том, как Барбара ушла от тебя в Лидсе. Героический поступок, говорит она.

– Да, она про это упоминала, – говорит Говард.

– Значит, она все это подробно обсуждала, так? – спрашивает Генри. – По-моему, это очень дурной знак.

– Она, по-видимому, очень несчастна, – говорит Говард.

– Я знаю, – говорит Генри. – Я могу взглянуть на все это с ее точки зрения. Беда Майры во мне.

– Не совсем, – говорит Говард. – В вас обоих. Майра только теперь начинает осознавать то, что вы оба предпочли упустить.

– О да, – говорит Генри. – И что же это?

– Ну, Майра это видит, – говорит Говард. – Вы слишком уж отстранились. Вы замкнулись в себе, утратили соприкосновение с чем бы то ни было. У вас нет внешних контактов, а потому, когда что-либо не задается, вы вините в этом друг друга. Вы занимаетесь тем, что замыкаете друг друга в фиксированных личностных ролях. Вы не можете расти, вы не можете расширяться, вы не можете позволить друг другу развиваться. Вы застряли там, в вашем гнездышке за пределами времени, за пределами истории, и упускаете любые возможности.