Исток - [52]

Второй куплет с припевом пели уже все, в гуле голосов четко различался густой и чистый альт валькирии, маги за соседним столом повернулись в нашу сторону. Ивушка прислонилась к стойке, поочередно скидывая с себя будто бы случайно тянувшиеся к ней ладони подвыпивших постояльцев. Мне показалось, что в дальнем углу в густой тени сидит знакомая фигура, но мужчина, на которого я уставилась, поднял голову и поймал мой взгляд карими глазами.

Показалось.

Довольный Ренар выставил шапку, Вулько же явно погрустнел. Слишком много внимания — теперь незаметно покинуть зал нам уже не удастся. Я отхлебнула пива и завела следующую песню.

Дверь корчмы хлопнула, вошли два мирно беседующих мужчины. У одного в кожаном непромокаемом чехле за спиной болталась лютня.

Вот это да! Пальцы замерли на грифе, вдавливая в дерево беззвучный аккорд.

Сам Валья. Я смущенно отложила инструмент.

— Что же вы замолчали, сударыня? Неплохо поете!

— Вам в подметки не гожусь! — Валья, не чинясь, подошел к нашему столу, с омерзением на лице оглядел моих «кавалеров» и вежливо осведомился:

— Вижу, вы одна, могу ли я составить вам компанию, как собрат по ремеслу?

— Составьте, почту за честь.

Парни было поднялись, готовя кулаки, но быстро сникли под тяжелым взглядом маячившего за спиной менестреля вышибалы.

— Играете вы, по правде, отвратительно, в такт не попадаете, ритм сбит… — Я насупилась, без него об этом прекрасно знала. Видя мою реакцию, менестрель засмеялся. — Позвольте, я поиграю?

Отвечать на такие глупые вопросы я почитала недостойным и молча налила в заботливо принесенную Ивушкой кружку пива. Валья отхлебнул. Одну за другой расстегнул пуговки чехла и достал лютню.

Так ласкают любимую женщину: нежно, трепетно, но вместе с тем уверенно. Так идут на смерть за правое дело, когда знают, что дело действительно правое… Так идет дождь, течет река и светит солнце — так, будто только для этого и существует… Ловкие пальцы, полные нежности и силы, легко изгибающиеся запястья, подвижные острые глаза, смотрящие прямо в душу… Так настоящие менестрели настраивают лютню.

В шапку авансом посыпались монеты.

Его приглашали во дворец, сам государь упрашивал прийти этого высокого, чуть сутулого парня. В пепельных вьющихся волосах проскальзывали выгоревшие прядки, а может, ранняя седина. Мальчишеская улыбка озаряла не слишком красивое лицо внутренним светом.

— Как вас зовут, сударыня?

Я представилась второй раз за вечер. И неожиданно поймала на себе холодный недобрый взгляд. Валькирия опустила глаза, но потом снова подняла голову, чтобы нежно смотреть на менестреля. Тот усмехнулся ей в лицо и залихватски подмигнул, набирая ритм. Никто не пел, все слушали. Песня была не менее известная, но с более затейливым сюжетом. Повествование шло от двух лиц: печалящейся девки, брошенной нехорошим ухажером, и сопровождалось комментариями ухажера. На втором куплете, где настала очередь жаловаться на бабью долю, Валья пихнул меня ногой. Кивнул и замолчал. Я сначала растерялась, но менестрель только хитро улыбнулся, делая вид, что заминка лишь красивый проигрыш. Пришлось петь.

Постепенно шутливые песенки кончились, да и в толпе начали просить спеть что-нибудь печальное. Менестрель завел красивую балладу о любви и томным взглядом обвел зал. Валькирия грустно, по-богатырски вздохнула. Я тоже оглядела слушающих. Вовремя, надо сказать. Щербатые, огорченные отсутствием моего внимания, двигались к выходу, прихватив с собой мою новую куртку и старую, но нежно любимую сумку. Пиво, может, и подвыветрилось, но не совсем. И истошно заорав: «Воры!!!», я бросилась в погоню. Настигла я их у самой двери, лютня, так и не выпущенная из рук (когда пришел Валья, я почувствовала себя сиротливо и нежно обняла сей инструмент), совершила полуоборот и приземлилась на голову Ренара, Ивушка за моей спиной охнула, моя душа тоже, следом охнула вся корчма.

— Хватай воров! Они певунью обокрали, — заорал кто-то в толпе, и добрая половина слушателей бросилась мстить за мою поруганную честь.

В пылу схватки сбив меня с ног, народ начал забывать, кого и зачем бьет. Кому-то досталось за неприятное выражение лица, кого-то били за отдавленную ногу. Следом за кулаками в ход пошли стулья и миски. Кружки вообще свистели снарядами, как силовые в магических войнах. На мне лежало как минимум человека три, и еще двое сверху самозабвенно мутузили друг друга.

Я, покряхтев, начала выползать из гущи веселья, отходя в тылы. Перед лицом замаячила рука помощи, и, приняв оную, я обнаружила перед собой светловолосую девушку своего возраста.

— Хорошо поешь, страстно. — Она указала на баталию за моей спиной.

— Надо драпать, — предложила я.

Куртка, отбитая в неравной схватке, была зажата у меня под мышкой, сумка висела через плечо. Как они вообще ко мне попали, я не знала.

— Быстрее, — кивнула незнакомка, и мы недолго думая вылезли в окно, которое кто-то добрый уже открыл своей головой. — А с лютней красиво получилось.

— Спасибо, — ухмыльнулась я и в третий раз протянула руку: — Айрин.

— Жарка, — представилась девушка.

Я присмотрелась к новой знакомице. Светлые волосы, раскосые глаза. Эльфийка? Полукровка? Только полукровки отличались такой соломенной гривой и не совсем правильными чертами лица. Красота девушки будто замерла меж двух рас, не решаясь перейти грань. В довесок был у нее мягкий, чуть вяжущий акцент, свойственный тягучей эльфийской речи.