Исток - [29]

— Демон! — кричала она. — Нечистый!

Кто-то сзади закричал:

— Убить его! Убить Демона!

Кровожадный призыв разнесся по толпе в одно мгновение. Потом был первый удар. Кто-то швырнул в него камнем. Камень попал по щеке, но еще прежде, чем Сновидец почувствовал боль, второй камень ударил его по плечу. Потом — третий, четвертый… А потом люди двинулись на него все разом. Бежать было некуда. Он оказался в кольце жгучей ненависти и напирающих тел. Он понял, что это конец.

Доведенные до исступления своими собственными пугающими фантазиями, эти люди разорвут его в клочья. Он еще раз огляделся в поисках путей к спасению и увидел, что слева есть вход в узенький переулок. Пусть и слабенькая, но надежда…

А потом ему в лоб угодил заостренный камень, и Сновидец упал. Он лежал на земле, корчась от боли. Из глубокой раны хлестала кровь. Маленькая золотая шкатулка с Кристаллом Души выпала из кармана и отлетела в сторону. Он потянулся за ней, его пальцы оставили глубокие борозды в вязкой грязи. Чья-то рука с ухоженными ногтями схватила шкатулку, и чья-то нога вдавила запястье Сновидца в землю.

Он поднял глаза, чтобы увидеть лицо этого человека. Но мир вокруг превратился в слепящее пламя фракталов, утратив телесную плотность.

— Нееееееет! — закричал Сновидец.

Тьма сгущалась, расплавляя в себе все сущее; а потом взорвалась грохотом выстрела. Тело отбросило назад, фракталы разлетелись на миллиарды частиц, ударной волной — в лицо. Вторая пуля попала в руку и прошила ее насквозь. Теперь Сновидца швырнуло вперед, лицом в грязь и камни, в плевки и кровь. Он лежал, прижимаясь к земле, и ждал, когда взорвется спина и разум обрушится в пустоту.

А потом все затихло. Женщина в военной форме прорвалась сквозь толпу, творящую самосуд. Кое-кто принялся возмущаться.

— Это Демон, госпожа, — сказал молоденький мальчик, сжимавший в руке окровавленный камень.

— Нечистого надо убить, — сказала стильно одетая молодая женщина с лицом, испачканным кровью.

Женщина в форме подошла к Сновидцу, лежащему на земле, встала над ним и выстрелила в упор. В третий раз. Он закричал.

Женщина обратилась к толпе:

— Он — пленник Храма. Его казнят по Закону. А теперь попрошу всех разойтись.

Снова включились сирены, их пронзительный вой словно развеял чары. Люди встряхивались, поводили плечами, как будто пытаясь унять возбуждение и остудить пыл кровавой расправы.

Трупик затоптанной насмерть собаки лежал в сточной канаве, исходя паром.

По толпе пробежал протестующий ропот, но это было всего лишь остаточное явление. Большинство предпочло подчиниться приказу, пока их самих не взяли под стражу.

Женщина в форме ткнула Сновидца в спину стволом своего огнестрельного оружия.

— Сможешь встать? — спросила она, а потом повернулась к самым упорным участникам расправы, которые никак не желали уходить, и рявкнула: — Быстро! Всем разойтись!

Они неохотно послушались и пошли прочь, чертыхаясь себе под нос.

— Сможешь встать?

Голос Сновидца был как сигнал из другой галактики, еле пробившийся сквозь пространство:

— Я… нет… думаю… нет.

— Тогда не думай, а просто вставай, — приказала женщина. — Тебе мало крови? Моей не хватает? Вставай… и вперед!

Он повернулся и посмотрел ей в глаза.

Рев сирен приближался.

— Вставай, — повторила женщина. — Нельзя, чтобы кто-то увидел, что я тебе помогаю. У нас осталась всего минута, в лучшем случае — две. Так что давай поднимайся. Если не встанешь сейчас же, мы оба умрем.

Он поднялся. Он не верил, что сможет, но смог. Каждый шаг отдавался почти запредельной болью — но он все-таки шел вперед. Тени шли рядом с ним вместо людей. Все его существо распадалось на части… на грани полного истощения… вихрь хаоса… Ствол оружия, упирающийся в затылок, направлял его в самое сосредоточие… в ядро…

Тьма упала, как черный занавес…

11

Сознание было безбрежной пустыней. Тело — скопление несовместимых импульсов — еще цеплялось за тонкую ниточку жизни, хотя уже не понимало, как это — жить. Медленно, постепенно тело освобождалось, очищаясь от жизни, от времени, от себя.

Сил уже не было даже на то, чтобы держать веки открытыми, и то, что осталось от человека, называвшего себя Сновидцем, погрузилось во тьму. Сон уже не отличался от яви: сон, пораженный историями и болью, и явь, исполненная той же боли и вопросами без ответов, слились воедино.

Его разбитое тело лежало под мягкими воздушными простынями. Женский голос периодически затмевал непреходящую боль. Временами он слышал, как она, эта женщина, спорит со смертью — спорит за его жизнь. Ему хотелось сказать ей: «Не надо. Дай мне уйти». Но губы не слушались, не шевелились.

Потом появился еще один голос, он был мягче, нежнее. Голос мерцал у него в сознании искоркой воспоминания.

— Он умрет? — спросил этот второй, нежный голос.

— Да, наверное, — ответил первый с неподдельной печалью. — И уже скоро.

— Тогда скажи ему, — попросил второй голос. — Он хотел знать.

— Вряд ли он меня услышит.

— Услышит, — сказал второй голос. — Я почему-то уверена, что услышит.

— Тогда иди на холмы, — сказал первый. — И принеси мне плодов… поторопись… время дорого.

Тьма была мягкой, как бархат. Сновидец был убежден, что он — всего лишь история, рассказанная кем-то другим. В нем не было ни будущего, ни прошлого. Грудь болела невыносимо. Его раны уже даже и не пытались затягиваться. Раньше он умел отрешаться от боли, но теперь боль заключила его в себе, и ее было не оттолкнуть, не прогнать: она прильнула к нему, как любимая женщина перед самым последним отчаянным шагом, когда двое влюбленных, упоенных друг другом в запретной любви, решают свести счеты с жизнью, чтобы сберечь свое чувство. У него было странное ощущение, что его тело — уже не тело. Просто некая вещь, с которой он уже не сопричастен. Он попробовал вспомнить, что с ним случилось, но боль стерла все воспоминания.