Источниковедение - [25]
Мы видим, что разработка А. С. Лаппо-Данилевским важнейшей методологической проблемы – проблемы классификации – шла во многом в русле уже сложившейся источниковедческой традиции. При этом историк фактически обосновывает не классификацию, а систематизацию исторических источников, пытаясь нащупать критерий классификации в природе исторического источника. Эта часть теоретического наследия А. С. Лаппо-Данилевского представляет для нас исторический интерес как образец напряженного интеллектуального поиска, но вряд ли может быть актуально востребована современной теорией источниковедения.
Разработав понятие «исторический источник» и предложив способы источниковедческой систематизации, А. С. Лаппо-Данилевский переходит к методам источниковедческого изучения – интерпретации и критике исторических источников.
Интерпретация исторических источников
Концепция исторической интерпретации – наиболее оригинальная и отчасти сохраняющая актуальность составляющая методологии истории А. С. Лаппо-Данилевского. И сам автор подчеркивает новизну своего подхода, отмечая:
Общее учение об исторической интерпретации источников, несмотря на свое значение, долгое время оставалось без систематической обработки: оно применялось только в конкретных случаях, при истолковании данного рода источников. <…> учение об исторической интерпретации долго не получало достаточно самостоятельного значения и часто поглощалось критикой или даже входило в состав методологии исторического построения[111].
При этом российский историк ссылается на труды Э. Бернгейма и Ш.-В. Ланглуа и Ш. Сеньобоса, рассмотренные нами в предыдущей главе.
Историческая интерпретация, согласно А. С. Лаппо-Данилевскому, «состоит в общезначимом научном понимании исторического источника». Историк видит значение процедуры интерпретации в историческом исследовании следующим образом:
Всякий, кто стремится к познанию исторической действительности, почерпает свое знание о ней из источников (в широком смысле); но для того, чтобы установить, знание о каком именно факте он может получить из данного источника [здесь и далее выделено мной. – М. Р.], он должен понять его: в противном случае, он не будет иметь достаточного основания для того, чтобы придавать своему представлению о факте объективное значение; не будучи уверенным в том, чтó именно он познает из данного источника, он не может быть уверенным и в том, что он не приписывает источнику продукта своей собственной фантазии. С такой точки зрения историк, в сущности, приступает и к изучению различных видов источников: он пытается установить, например, остатки какого именно факта или предание о каком именно факте заключаются в данном источнике, что и становится возможным лишь при надлежащем его понимании[112].
В основе интерпретации исторического источника лежит принцип признания чужой одушевленности, историк исходит из понятия о единстве чужого сознания, которое объективируется в продукте культуры – историческом источнике:
…если припомнить <…> те принципы, которые лежат в основе понятия о собственно историческом объекте изучения, то <…> понимание источника станет еще более настоятельной потребностью историка: ведь приступая к изучению исторического материала, он уже исходит из признания того «чужого я», деятельности которого он приписывает возникновение данного источника, и из соответствующего понятия о последнем; следовательно, каждый исторический источник оказывается настолько сложным психическим продуктом отдельного лица или целого народа, что правильное понимание его дается не сразу: оно достигается путем его истолкования[113].
Смысл процедуры исторической интерпретации А. С. Лаппо-Данилевский определяет так:
Вообще, научно понимать исторический источник значит установить то объективно-данное психическое значение, которое истолкователь должен приписывать источнику, если он желает достигнуть поставленной себе научной цели его исторической интерпретации; но, в сущности, истолкователь может придавать объективно-данное психическое значение своему источнику лишь в том случае, если он имеет основание утверждать, что он приписывает ему то самое значение, которое творец (автор) придавал своему произведению [выделено мной. – М. Р.][114].
В этой части мы не можем полностью согласиться с рассуждениями А. С. Лаппо-Данилевского. Его понимание смысла интерпретации находится в контексте гуманитарного знания, еще не освоившего в полной мере идеи З. Фрейда (1856–1939), который показал, что в структуре психики есть область бессознательного. По этой причине авторское понимание произведения не может быть наиболее полным и точным, поскольку автор, как правило, не рефлексирует «давление культуры», не способен элиминировать свое бессознательное. Соответственно, мы не можем ориентироваться на сформулированный А. С. Лаппо-Данилевским идеал интерпретации, хотя историк и осознает его недостижимость:
