Источник сообщает - [9]

- Вот за это надо выпить, Павел Евгеньевич!

- За сэкономленный патрон или естественную смерть?

- За справедливость, Паша, за справедливость, которой так порой не хватает в этой жизни. Чтобы судьба правильно распоряжалась, старики говорят «Божий промысел», а люди что ли ни при чём? Бардак на службе! Нам, кто послевоенное дерьмо разгребал, очень даже заметно. Куда катимся? Ты меня извини, но Щёлоков органы распустил. Зато много сил отдаёт на возню с «Большим Братом». Они там что-то не поделили, на нас все шишки – раскрываемость плохая, взяточничество, пьянство, кумовство, приписки. Тфу! Каков поп – таков приход!

- Вань, так уходи совсем на пенсию, чего тебе денег не хватает? Шестой десяток разменял, дома не сидится? Всё бороться тянет, не отборолся? Я хоть званием и ниже тебя, но пожил за троих и совета плохого не дам.

- Павел Евгеньевич, ну тебя я могу понять – на «луну» лихой народец посылал по разнарядке. Извини, жуть должно быть! А я привык этот народец на взлёте осаживать, чтобы тебе меньше работы было. Вот и борюсь как умею. Хотя, может ты и прав. И ещё – не выходит у меня этот парень из головы. Без отца рос, ко мне тянулся, я чувствовал…

- Я тебя раньше не спрашивал: а свои-то дети есть?

- Нет. По молодости был бурный роман, да не сложилось. Потом женился, поздно – детей не нажили. Три года назад Валентину похоронил – онкология, ну это ты знаешь, кстати, вот ещё один повод не прощаться со службой. А твои наследники?

- У меня тоже не сахар: старшая дочь что-то вызнала про мои дела, рассорились - уехала к мужу в область, не захотела жить с нами. А сын…, - старик задумался, в напряжённом взгляде угадывалась боль. Он опёрся на палку, встал и прошелся по комнате. Подтянул гирьку на ходиках и лишь после этого, вернулся за стол, - а сына убили. Только, только семнадцать стукнуло, мне тогда год до пенсии оставался. Возвращался от друзей, а дальше как обычно: попросили прикурить, потребовали часы и деньги, драка. Нож. Прохожий пытался заступиться, так и его на «приблуду» поймали. Два трупа. Занимался район, твои коллеги сработали грамотно - уже через три дня эти гондоны сидели в ИВС. Рассматривал городской суд: убийце «вышак», остальным двум по десятке на уши. Вызвали в ГУИН, а я в то время был вторым номером на исполнение, в резерве. Объяснили по закону вроде как мне нельзя вершить правосудие от лица Государства, но случай исключительный, разрешаем привести приговор в исполнение, жди приказа, уничтожишь негодяя собственноручно и отомстишь за сына.

- А ты?

- Чего спрашиваешь, при моей профессии, не воспользоваться возможностью и сделать всё по закону, грех отказаться. Посмотрел я в те глаза, не сказал, конечно, ничего и ликвидировал. Не знаю, как на Кавказе, где кровная месть возвышает мужчину, мне легче не стало, тут всё иначе. Вот если бы по воровским законам поставить на "правИло", публично заколоть, тогда может быть и отпустило. Но я не вор, а капитан МВД, всякую мразь уничтожал и не раз, а вот тут что-то надломилось, сломался я Ваня, написал рапорт на увольнение. Уговорили дотянуть до пенсии и в запас. Такая вот история.

Над столом висел табачный дым и усталые лица двух, отягощенных воспоминаниями людей, словно маски вырисовывались сквозь сизые волны. Тишина нарушалась тиканьем ходиком, да шелестом покрышек, проезжающих за окном машин. Вновь звякнули стаканы, после затянувшейся паузы, Усольцев произнёс:

- Сочувствую. А тебе в голову не приходило, что несёшь ответ за свои дела. Перед какими-то высшими силами, ну скажем перед Богом? Хоть мы и атеисты, но такие мысли всё равно приходят в голову, а?

- И думал, и думаю всё время. Да никакая церковь не отпустит мои грехи, ну пострадал бы сам – понятно, зачем терзать через близких, чтобы больнее сделать? Я считал и считаю, что служил государству и обществу, совесть моя чиста, а душа болит, сердце жмёт. Вот и маюсь без сна, решаю, правильно ли поступил, подписав много лет назад рапорт о переводе в спецподразделение. Ай, Паша, ну его на хрен, наливай, сам-то, что будешь делать?

- Агеев, обещал пробить деньги для матери пацана, а мне, как освобождённому сотруднику, под благовидным предлогом передать несчастной женщине. Вот ломаю, голову как бы потактичней это обставить. Есть соображения?

- Не знаю. Наших клиентов хоронили за счет государства, а родственникам справка – "приговор приведён в исполнение". Ну, представься ей, что с работы, мол, друзья собрали. – Павел Евгеньевич хмыкнул своим мыслям и продолжил:

- Понятно, что с работы гражданской, не мог же он с матерью делиться о сотрудничестве, подписка запрещает, да и у самого язык не повернулся бы. Или денежный перевод отправь.

- Нет, надо самому, в глаза матери посмотреть, поддержать, у нее кроме сына никого не было.

Эпизод 6

На следующий день, Усольцев привёл личное дело «Штирлица» в порядок – подшил справку о смерти, протокол инспектора ГАИ, переписал адрес агента себе в записную книжку. Сходил за резолюцией к Агееву и передал папку с грифом «Секретно. Хранить вечно» в архив. Расписался в финотделе за деньги на похороны. Оставалось последнее дело, связанное с именем покойного. Усольцев из телефона-автомата набрал номер матери агента. Представился бригадиром с работы Кудрявцева, принёс свои соболезнования.