Источник силы. Секреты доктора Тавернера - [42]

Мы сели, пытаясь отдышаться, посмотрели друг на друга и дружно рассмеялись. Я впервые слышал, как смеется Диана. Глаза у нее были зеленые, как у кошки, а из смеющегося рта выглядывали два ряда острых белых зубов и прелестный розовый язычок. Они казались непохожими на человеческие, но были весьма обворожительны.

Мы поднялись и по вересковым зарослям помчались домой, успев прокрасться через дверь буфетной как раз в тот момент, когда прислуга пила чай. Я чувствовал себя довольно неловко из-за всей этой затеи и искренне надеялся, что никто не заметит моей выходки, а Диана не будет говорить о ней.

Хотя она не отличалась разговорчивостью, она владела богатым языком подсознательных жестов, и вскоре всему небольшому обществу лечебницы стало известно о нашем взаимопонимании. При моем появлении ее глаза вспыхивали зеленым светом, и она показывала свои острые зубки и маленький розовый язычок. Если бы у нее был хвост, она обязательно бы стала им вилять. Меня все это очень смущало.

На следующий день, когда мы с Тавернером отправились кг почтовому ящику, чтобы подышать свежим воздухом, мы обнаружили, что за нами следует Диана.

— Смотрите, ваша маленькая комнатная собачка, — сказал Тавернер, и я промычал что-то о перенесении либидо и фиксации.

Тавернер рассмеялся.

— Мой дорогой мальчик, — сказал он, — она недостаточно человек, чтобы влюбиться в вас, не переживайте.

В конце дороги Диана повторила свою тактику предыдущего дня.

— Чего она хочет? — спросил Тавернер. Я почувствовал, что краснею от смущения, и Тавернер с любопытством посмотрел на меня.

— Она хочет, чтобы я побежал с ней, — сказал я, решив, что правда будет единственным возможным объяснением и что Тавернер все поймет.

Так и случилось, но его ответ смутил меня еще больше, чем вопрос.

— Отчего же не побежать? — сказал он. — Давайте, бегите с ней, это очень полезно для вас обоих.

Я заколебался, но видя, что он не собирается отказываться от своей мысли, и подчиняясь его воле, я неуклюже побежал. Диана сразу заметила разницу. Она ждала погруженности вчерашнего дня, но сегодня я был одним из филистимлян, и она не захотела бежать со мной. Вместо этого она пробежала вокруг, встревоженно глядя на меня, ее розовый язычок прятался за опущенными губами. Мое сердце исполнилось страшной ненавистью к Тавернеру, к себе и ко всему миру, я перепрыгнул через изгородь, стрелой пронесся через кустарник и нашел убежище в своей комнате, из которой не выходил до ужина.

Во время еды Диана пристально смотрела на меня своими странными зелеными глазами и, казалось, говорила: «Теперь вы знаете, что я чувствовала все эти годы?», а я в ответ телепатировал: «Да, я знаю. Будь оно все проклято!»

Тавернер тактично воздерживался от комментариев, за что я был очень ему признателен. Прошла неделя, и я решил, что все забыто, когда внезапно Тавернер нарушил молчание.

— Я не могу разрешить Диане бегать в одиночку, — сказал он. Я поежился, но промолчал.

Он подошел к окну и отдернул занавеску. Полная луна светила в окно комнаты, создавая жуткую дисгармонию с электрическим светом.

— Сегодня ночь весеннего равноденствия, — сказал Тавернер, ни к кому не обращаясь.

— Роудз, — сказал он. — Я намерен осуществить очень опасный эксперимент. Если я потерплю поражение, будет беда, а если все пройдет успешно, все станет на свои места, так что надевайте пальто и идемте со мной.

В гостиной мы обнаружили Диану, которая, забыв о традициях добрых леди, вяжущих свитера у камина, примостилась у окна, прижав нос к стеклу. Тавернер открыл окно, и она выскользнула через него, бесшумно, как кошка. Мы, перебросив ноги через подоконник, последовали за ней.

Она ждала в тени дома, словно боясь двинуться. Годы дисциплины оставили на ней свой отпечаток, и, словно птичка в клетке, она жаждала свободы, но, когда открылась дверца, оказалось, что она разучилась летать. Тавернер набросил на нее тяжелую твидовую накидку, которую он захватил с собой, и мы, встав по бокам, направились к болоту. Мы шли по той же дороге, по которой проходил наш дикий полет, к сосновой роще, которая росла на гребне, вздымавшемся над плоским дном древнего моря.

Сосны с их редкими пучками иголок не были способны усилить тьму ночи, но отбрасывали гротескные призрачные тени на усеянную иглами почву. В болотистой ложбине шумел скрытый от глаз ручей.

Тавернер снял накидку с плеч Дианы и вытолкнул ее на лунный свет. Она заколебалась, а потом робко спряталась за нашими спинами, но Тавернер, взглянув на часы, вытолкнул ее снова. Это напомнило мне волшебную историю о жизни в джунглях, в которой детенышей приносили на Скалу Совета, чтобы волки стаи могли их узнать и признать. Диана вручалась ее собственному народу.

Мы ждали, а полная луна в окружении золотых облаков плыла по небу. Тавернер время от времени поглядывал на часы. Ветер утих, в наступившей тишине шум потока казался особенно громким, и, хотя я ничего не видел и не слышал, я знал, что под тенью деревьев что-то движется к нам. Я заметил, что весь дрожу, не от страха, а от волнения. Что-то шло на нас, что-то большое, массивное, и в нем возникало множество более мелких вещей той же породы. Каждый нерв в моем теле начал петь, и помимо моей воли ноги сделали шаг вперед. Но рука Тавернера остановила меня.