Истины на камне - [30]

— Пророк, ты уже не любишь свой народ? И на кого же ты нас покинул? Нам тоже умирать, Пророк?

— Слышишь, Хозяин? Она говорит; «Нам тоже умирать?»

— Голова, приготовь ракету.

— Ты рискуешь, Ло!

Да, рискую; ракета одноместная, и управлять ею без навыка неблагоразумно — двигатель развивает колоссальную тягу, я могу не справиться со скоростью, но выпал, кажется, такой момент, когда надо рисковать.

— Ракета на стартовой площадке, Ло.

— Хорошо. Скалу отправишь следом на танкетке.

— Команду понял.

…А барабаны все-таки стучали, мне не чудилось. Стучали они глухо и басовито. Ритм менялся, менялась частота ударов, бормотанье это текло с перепадами и достигало великой выразительности, щемящей трагической силы. Бум, бум, бум… Бам, бам, бам…

Туман взмыл, растекся по долинам, лишь речка справа от деревни была еще покрыта пеленой, сквозь которую местами проблескивала вода. Джунгли за рекой роено лучились. Туман сползал и с гор вдали, обнажая неприютные вершины.

— Пророк! — изводилась карга. — Мы не можем дать тебе яйцо киня, у нас нет мяса горячего, с кровью и дымом жизни. Воины наши трусливы, как дети, женщины слабы. Дух наш угасает. Но внимай, Пророк! Ты получишь в жертву самую красивую девственницу, она утешит тебя, обученная искусству любви. Она умеет петь, от нее пахнет цветами. Пророк, ты утешишься, простишь нас, отступников, и снова будешь подниматься, чтобы вещать Истину.

…Тяжелая крышка люка ракеты ударила меня по голове, на какое-то мгновение я потерял сознание и, очнувшись, долго не понимал, что со мной происходит. В глазах качалась пелена, пронизанная белыми искрами. Я уловил тяжелый гуд двигателя и наконец все вспомнил.

— Голова, где я?

— Держи курс назад и строго по прямой. Это недалеко. Тебе плохо, Ло?

— Понял. Ничего, все в норме.

Полет мой кончился, ракета упала брюхом на траву, пробороздив глубокий след. Когда я вылез из кабины, в нос ударил запах гари. Передо мной была глухая стена деревни, я перемахнул через нее без затруднений, вторая стена, третья, потом я почувствовал, что стою на утоптанной площадке.

«Успел!?»

2

Мне не хватило мгновения, пресловутой доли секунды мне не хватило — я почти дотянулся до ее ноги, но она уже падала с пронзительным и длинным криком «ааа-аа». На жердях остался венок блеклых цветов, и он, покатившись криво, был тоже заглочен ямой. Воины, два юнца, несли очередную жертву. Несли они ее на сплетенных руках — совсем девочку. Голова жертвы, закрытая длинными волосами, болталась, как у подраненной птицы. Я сгреб старуху Сур в охапку, откатил в сторону и загородил дорогу шествию. Сперва я был охвачен гневом и готов был совершить непоправимое, но скоро понял, что мне противодействует какой-то угрюмый механизм. Исполнители не виноваты — они лишь марионетки, подавленные чужой волей. Я осторожно взял девушку, предназначенную Пророку, за плечи и потянул к себе, сказав воинам:

— Оставьте ее в покое!

Два балбеса тупо пытались пройти к яме и напирали на меня с высокомерной наглостью.

— Оставьте ее в покое! — В моих руках было хрупкое тело, расслабленное страхом. Воины сопели, напрягаясь, они, похоже, собирались и меня спятить к яме и столкнуть туда вместе с девчонкой, глупцы! Краем глаза я видел: сквозь стену, откинув листы, протиснулись две старухи, они тоже несли девушку, чтобы и ее отдать в жертву. Не много ли одному? Пророк-то, однако, сластолюбец! У моих ног зашевелилась слепая Сур, губы ее, обметанные пеной, сжались в ниточку, она села и обвела руками пространство перед собой, каким-то образом уловила, что я рядом, и заскрипела:

— Изыди, сын тьмы!

— Ты, бабушка, с больной головы на здоровую валишь!

— Изыди и не противоборствуй!

— Сейчас, ведьма, я закрою твой шабаш!

— Изыди!

Я ухватил воинов за шеи, поднял обоих, как щенков, и бросил подальше, они откатились, сшибли старух, несших жертву похотливому Пророку, образовалась шумная свалка, ведьмы с воем расползались, ныряли под листья стен, уползали прочь. Возле меня осталась девочка, она лежала комочком и без движения.

— Сур, убирайся в свою яму, пока я добрый!

— Изыди!

— Злая ты женщина, Сур!

— Воины! — завопила слепая. — Мужчины! Разве затупились ваши копья и глаза ваши не видят, как попирает меня этот Пришелец? Разве в вас не осталось гордости? Бойтесь, жалкие, я прокляну, и мое проклятие страшнее смерти. Убейте его, убейте!

— Я вечный, Сур! Я не хочу беды, я принес покой и справедливость. Воины, она лжет, и проклятия ее — пусты.

Никто не метнул в меня копье — мужчины племени держали нейтралитет. Два парня, которых я откинул так неаккуратно, поднялись и укандыляли прочь. Над нами было небо, светило синее солнце. Стояло безветрие, и был хороший день. Я взял Сур в охапку, тело ее было сухое и горячее. От нее пахло плохо. Слепая хрипела и дышала со свистом. Я отнес ее в тень и оставил там.

— Отдохни, Сур. Тебе вредно волноваться — годы не те, «Как же я не успел-то! Она, наверно, умирает там, внизу?»

— Голова, пошли мне легкий скафандр, шнур и фонарь.

— Хочешь спускаться, Ло? Это — опасно.

— Рассуждать некогда, Голова!

Со стороны центральных ворот прибежал Скала, настроенный весьма кровожадно — он потрясал копьем и свирепо водил глазами.